Я из интернета узнала о нем куда больше, чем он сам поведал. И ясное дело, что интернет – это только открытая сторона жизни. Что там с закрытой – тайна за семью замками. Возможно, только дьявольским кольцом ее и распечатать. Я хихикнула последней мысли, Демид посмотрел подозрительно, и я насупилась.
– Мы все-таки съездим к твоей матери, – заметил мне, я тяжело вздохнула. – Насчет московской жизни Алины я тебе уже говорил, никаких зацепок я там не обнаружил. Я проверил ее соцсети, мои люди поговорили с ее окружением.
Но телефончик на дагестанца-то был – подумала я. Значит, могло быть что-то еще. Да, все тайное рано или поздно становится явным, и в нашем случае секреты Алины могут вскрыться слишком поздно.
Как-то зловеще прозвучало это в моей голове. Я ей тряхнула, а Демид выдал:
– Может, поедим что-нибудь?
Ужинали мы в некотором напряжении. Точнее, я, а не мы, Демид уплетал за обе щеки и нахваливал так, что я заподозрила в нем лукавство. Не может же ему настолько нравиться моя стряпня? Впрочем, пока он ел, он молчал о другом, и я пыталась разобраться в себе и обстановке.
Что мне категорически не нравилось, что еще с утра я была как бы непричастна к происходящему, а теперь каким-то образом стала не просто причастна, а попала почти в центр всей этой тусовки. Вот не к добру это, чую, не к добру. А еще мысль о встрече с матерью несколько страшила.
Мы же не виделись с самого моего детства, я знаю, как она выглядит, только по старым фотографиям. Она не узнавала о моей жизни, да и бабушку тоже вычеркнула вроде как – на ее похороны не приехала, впрочем, ей никто и не сообщал, потому что на тот момент я лично уже знать не знала, где она находится.
В какой-то момент стало понятно: она действительно не хочет принимать участия в моей жизни. Хотела бы – объявилась, ничто ей не мешало. Остальные дети только это подтверждают. Значит, она не просто не хотела детей, она не хотела именно меня.
– Майя, – позвал Демид, я подняла на него глаза, предавшись своим мыслям, как-то забыла об этом парне, а он все съел и теперь рассматривал меня. – Если ты не хочешь с ней встречаться, я могу попробовать для начала сам. Просто, возможно, она не будет идти на контакт, и ты могла бы стать катализатором…
Я хмыкнула, качая головой.
– Ладно уж, это ей должно быть неловко, а не мне, – сказала все же, надеясь, что Мазуров не догадается о смятении, которое, как ни крути, имело место быть. Он поглазел, потом подошел ко мне, присел на корточки и даже мои ладони взял в свои руки. Можно сказать, пошел в тактильную атаку.
– Я понимаю, что тебе все это не сильно приятно. Но постарайся не подходить к происходящему строго негативно.
– А как я должна подходить? Броситься ее обнимать? Демид, она бросила меня в три года и с тех пор не появлялась. О каких добрых чувствах может идти речь?
– Прежде чем демонстрировать обиду или негатив, дай ей шанс высказаться, ладно? Жизнь – штука сложная, а люди такие загадочные существа, что зачастую слышат не то, что им говорят, и видят не то, что происходит на самом деле. Переработали в голове в соответствии со своей картиной мира, а это самый дохлый вариант, Пчелка. Потому что по факту картина мира тоже навязана кем-то. В твоем случае деспотичной бабушкой, которая вложила в тебя все то, что она считала правильным. Но это не значит, что это на самом деле правильно для тебя. У твоей матери хватило сил убежать от этих установок, но поверь, у нее наверняка миллион своих внутренних проблем, которые привели ее в сегодняшний день. И не факт, что она очень-то счастлива.
– Почему я должна заботиться о ее счастье, если она о моем не заботилась? – пробурчала я.
Внутри боролись две точки зрения: я понимала, что Демид говорит разумно, но то, что мне нужно было внутренне это принять и согласиться – толкало на протест. Демид прав: слишком много обид и домыслов, связанных с мамой. Ни одного хорошего, и как знать, сколько из них правдивых?
– Потому что ты умница, – он широко улыбнулся, я только фыркнула, качая головой. – А еще ты добрая девчонка, заботливая и чуткая, только прячешь это за парой тонн язвительности и килограммом сарказма.
– Боже, Мазуров, может, ты еще психолог?
– Вообще, я заканчивал психфак.
Я только присвистнула.
– Хотел вызнать все приемчики, которые помогут затащить в постель девчонок?
Он посмеялся, вставая, на секунду возникла неловкая пауза, а потом я сказала:
– Спасибо.
Он ничего не ответил, только улыбнулся.
Ночь прошла спокойно. Я лично вырубилась, как только моя голова коснулась подушки. Думала, не смогу уснуть, ан нет, столько приключений меня уложили напрочь. А уже в восемь утра мы с Демидом выехали по месту прописки матушки. На всякий случай я взяла с собой несколько фотографий из семейного альбома, вдруг она не поверит, что я – это я? Не очень-то мы с ней похожи, если честно. Вот они с бабулей здорово похожи, а я, видимо, пошла в отцовскую породу, кто бы он ни был.
Городок, в котором проживала мама, мало чем отличался от нашего, разве что в худшую сторону. Маленький, не особенно благоустроенный, застывший в хрущевских временах, серый, убогий, кособокий. Мне тут не нравилось. Хотя, может, это было связано не с городом, а с тем фактом, что тут жила мать, которая меня бросила когда-то. Волнение набирало обороты, теперь уже не только внутри все дрожало, перешло на тело, я нервно отбивала такт ногой и теребила руками лямки рюкзака. Помогало слабо.
– Кажется, здесь, – Демид тормознул возле двухэтажного дома на два подъезда. Когда-то желтая краска во многих местах обвалилась и потрескалась, с виду казалось, что дом может рухнуть в любой момент. Вот не удивлюсь, если так оно и есть.
Мазуров поинтересовался:
– Готова?
Я кивнула, хотя ни фига готова не была. От волнения даже затошнило.
Мы прошли в темный подъезд, в котором пахло сыростью и кошками. Нужная квартира находилась на первом этаже, свет в окнах горел, так что шансов, что никого дома не окажется, не было.
– Давай ты первый, – стушевалась я, спрятавшись за широкую спину. Мазуров не стал возражать, нажал на кнопку звонка, болтавшуюся на шнуре. Шаги раздались сразу, открылась дверь. Сердце загрохотало так громко, что я не услышала звука щеколды, честно.
– Добрый вечер, – Мазуров источал радушие, – подскажите, Сергиенко Елена Петровна тут живет?
– Да, – с запинкой ответила женщина. – Это я.
И тут я не выдержала, выглянула из-за спины Демида и захлопала глазами. Женщина, стоящая перед нами, не имела ничего общего с той, что была на фотографиях.
Я присмотрелась к ней в свете тусклой площадной лампочки. Нет, наверное, если сделать скидку на годы… Перекрасить женщину из светлого в каштановый, подкрасить немного… Типаж, по крайней мере, похож. Но все равно – сказать, что это один и тот же человек, у меня язык не поворачивался.
