Шарлотта устало вышла в коридор, дошла до лестницы и присела на деревянную ступеньку. Она была так занята помощью другим, что до сих пор не нашла времени сменить одежду, покрытую грязью неразберихи последних событий. Прислонившись виском к перилам, она рассеянно вытянула из обгорелого подола платья лохматившуюся нитку.
– Позволишь составить тебе компанию?
Шарлотта вскочила на ноги.
– Сиди, пожалуйста, – ласково сказал её дядя. – Отдыхай.
Она снова опустилась на ступеньку, он медленно, прихрамывая, подошёл и осторожно сел рядом.
– О чём ты задумалась? – спросил он.
– Обо всём сразу… Пытаюсь составить связную картину. Извлечь из всего, что случилось, какой-то смысл. Поверить не могу, что мы с тобой снова вместе… И понимаю, что как раньше уже ничего никогда не будет.
– Не будет. Но я тем не менее счастлив и благодарен.
Какое-то время они посидели молча, размышляя каждый о своём. Грязь на подоле платья Шарлотты засохла и начала потихоньку отваливаться. Мысли о таких незначимых мелочах, как грязь и испорченное платье, очень успокаивали. Это куда лучше, чем думать об огне пожара, о злой магии и о дюжине детей, оставшихся без домов и семей.
– Прости меня. Я очень виноват, – наконец произнёс старый лорд.
– Не виноват. Ты же не имел никакой подсказки, где меня искать.
– Не только за это, – покачал головой её дядя. – В том, что тебя похитили, тоже моя вина.
– Я продала ей свой любимый фонарик. Так она меня и поймала. – Шарлотта подыскивала слова, чтобы объяснить, как же всё это произошло, но рассказ звучал почему-то неубедительно. – Мы с тобой в тот день поссорились, помнишь? Я хотела посещать званые вечера, а ты сказал…
– Да, я помню. Что ты ещё слишком юна. – Старик грустно кивнул.
– Ты постоянно был занят своей работой. Я думала, что в любом случае я тебе наскучила, что ты хочешь отослать меня из особняка. – Она тихо всхлипнула. – А мне хотелось приключений… Теперь это звучит так глупо! Но я искренне верила, что мы с Пинчбек отлучимся всего на несколько дней, за которые ты успеешь хорошенько поволноваться. Полагаю, я хотела, чтобы ты по мне соскучился.
– И в этом была виновата не ты, а я, – вздохнул Литчфилд. – Пинчбек украла тебя не без причины, милая. Она хотела причинить мне боль. Отомстить за своё унижение и за мой грех.
Он промокнул углы глаз носовым платком.
– Нет, – сказала Шарлотта. – Не так всё было. Ты не был виноват.
Она вложила свою маленькую изящную руку в его худую старческую ладонь. Кожа его казалась мягкой и истончившейся, как ветхий шёлк. Как же он без неё… истаял.
– Ты помнишь, какой именно работой я тогда занимался? О чём писал?
– Помню. О медиумах. О том, что спиритизм – сплошное шарлатанство. Я помню, как ты несколько раз устраивал сеансы у нас дома, изучая это явление, хотя не позволял мне присутствовать. Пинчбек была одной из приглашённых медиумов.
– Да. Мода на спиритизм, распространившаяся в светских кругах, внушала мне отвращение. Начиналось всё это столоверчение как безобидная салонная игра, но потом зашло слишком далеко. Медиумы пудрили честным людям мозги, порождали идиотские суеверия. Все вызыватели духов, все до единого были шарлатанами. А до чего омерзительно эти стервятники охотились на членов семей усопших, скорбящих по своим мёртвым, наживались на чужом горе! Такое не прощается.
Шарлотта ощутила прилив вины. «Такое не прощается»… Столько лет она старательно отмахивалась от мыслей о нравственной составляющей их ремесла – в конце концов, у неё не было выбора, участвовать в сеансах или нет. Но теперь, когда всё закончилось, она сгорала от стыда за то, что зарабатывала на жизнь обманом.
– Я изучал и описывал трюки, которые они применяют, чтобы дурачить простаков. Я надеялся, что просвещение поможет, люди рано или поздно перестанут на это вестись. – Он снова тяжело вздохнул. – Августина Пинчбек прислала мне письмо, в котором сообщала, что она в отличие от многих настоящий медиум и обладает мистическим даром. Обещала наглядно это доказать, если я приглашу её в особняк на сеанс.
– Я помню, ты ведь тогда представил нас друг другу. Именно поэтому я и заговорила с ней в тот день, когда мы встретились в роще: с незнакомкой я бы не стала беседовать. Но и в этом нет твоей вины. Она давно хотела прибрать к рукам в качестве рабыни девочку из хорошей семьи. Если бы ей не подвернулась я, она нашла бы другую.
Её дядя недоверчиво покачал головой.
– Нет, милая, думаю, не всё так просто. Я действительно сделал нечто дурное.
– Например, что? – спросила Шарлотта.
– Я расскажу тебе. Когда я пригласил её устроить сеанс в Литчфилд-Хаусе, моей целью было уличить её в шарлатанстве. Я ожидал, что она, как и прочие, попытается скормить мне свечи «с секретом», фальшивые руки, возникающие из ниоткуда тени, люминесцентный порошок и прочую их обычную атрибутику. Но, как ни удивительно, она не использовала ничего подобного.
– На самом деле использовала, – сказала Шарлотта. – Думаю, она нарочно разок отказалась от обычных трюков ради сеанса у тебя.
– Я был просто поражён. Никак не мог догадаться, как она всё это делает. У неё была скрипка, в которой обитал дух. Он играл удивительную музыку в темноте. Я лично держал инструмент в руках, внимательно его осматривал и не нашёл в нём никакого подвоха.
– Духа звали Феликс, – прошептала Шарлотта.
Оказывается, Феликс играл в гостиной её собственного дома раньше, чем они даже познакомились, и её собственный любимый дядюшка слышал его музыку, держал в руках его скрипку…
– Она торжествовала победу. Ей удалось меня перехитрить. Я отлично знал, что всё это хитрые трюки, но не мог раскусить, как они устроены, доказать, что она шарлатанка. – Лорд прикрыл глаза, голова его качнулась под тяжестью воспоминания. – И тогда я солгал.
– Солгал?
– Я не мог написать в статье о ней, что она способна на что-то истинное, не имеющее научных объяснений. Это разом разрушило бы годы моей работы по разоблачению медиумов, перечеркнуло бы всё добро, которое я приносил просвещением. Кроме того, я нуждался в свидетельствах других людей, могущих подтвердить истинность моего отчёта о сеансе Пинчбек. – Он прочистил горло и заговорил тише: – Я спрятал среди её вещей несколько своих собственных технических приспособлений. Когда наконец зажгли свет, эти предметы были обнаружены среди реквизита, и все участники сеанса поверили, что она ими пользовалась в процессе.
– Ох. Вот почему она так страшно разозлилась. – Шарлотта могла представить, в какую ярость привело Пинчбек подобное публичное унижение.
– Чудовищно. Она поклялась, что я страшно пожалею о том, что сделал. И в бешенстве удалилась. Я опубликовал свой отчёт, обвиняя её в шарлатанстве, и больше о ней с тех пор не слышал.
