– Похоже на то, – согласился братец, глядя в том же направлении, что и сестра. Амандин отделилась от своей родни и задумчиво бродила у розовых кустов в саду, крепко сжимая в руках свой бокал. Кажется, её мужа не особенно волновал неприятный инцидент, случившийся за ужином, и он продолжал весело что-то обсуждать с Себастьяном Сензари. Племянники тоже не спешили её утешить: Доротея осушала один бокал за другим и уже с трудом могла поддерживать с кем-либо беседу, а Виктор в компании Франка Аллана стояли подле Маршанов и с большим интересом расспрашивали их про жизнь на материке и переезд на остров.
– Это обманчивое впечатление, – заверил Виктор брата с сестрой, бросив короткий взгляд на тётушку через плечо. – Уверяю вас.
– Не знаю, Вик, – вздохнул Франк тяжело, – всё же Амандин и Исидора дружили со школьной скамьи. Как бы ни развернулись их отношения, это не отменяет того факта, что их многое связывало. Быть может, ей сложно это признать, но она скорбит…
– Сильно сомневаюсь, – уверенно парировал Виктор, цинично усмехаясь. Пусть Конни и импонировало всё, что этот Тенебрис говорил и делал, но, на её взгляд, состояние потерянности, в котором пребывала Амандин, выглядело довольно правдоподобно. Извинившись перед молодыми людьми, девушка направилась в сторону этой гостьи. Увидев её ещё издалека, дама немного смущённо улыбнулась.
– Вот смотрю, как вы идёте ко мне в полумраке, и возникает такое чувство, будто в сад сошёл призрак со старинных гобеленов, – чуть поёжившись от холода, нервно выпалила госпожа Тенебрис.
– Я хотела извиниться перед вами, Амандин.
– За что?
– За этот инцидент…кажется, разговор за ужином получился неприятным…
– В этом нет вашей вины, моя дорогая, – отмахнулась женщина от слов Конни, – никто не в состоянии контролировать тот поток гадостей и проклятий, которые Теодор вываливает на нас всякий раз, как открывает рот. Для него не существует ни правил приличия, ни авторитетов.
– Он всегда таким был?
– По крайней мере, я его знаю только таким, – женщина слегка пожала плечами и печально ухмыльнулась. – Хотя стоит признать, что почти всё им сказанное – правда. Исидора была точно такой, как он описал…
– Грозной и хитрой тёткой со стальным мотором вместо сердца? – вспоминая краткую характеристику, озвученную ранее Тенебрисом, переспросила Конни осторожно.
– Ха, да-а, – с ощутимой горечью в голосе выпалила Амандин и сделала крупный глоток из своего бокала. – Я понимаю, почему эти двое так ладили. Нет двух других людей с более подходящими характерами. Заметили, что Теодор назвал Совиньи Дорой? Только ему было позволена такая фамильярность. Мы были лучшими подругами больше тридцати лет, но даже мне она не разрешала так себя называть.
– А как вы познакомились? – поинтересовалась Констанция и для верности добавила быстро: – С госпожой Совиньи.
– В школе. Слышали когда-нибудь про «Корделия Сертум»? Это лучшая частная школа на острове. Мы с Фредерикой Аллан, мамой Франка, были соседками по комнате. Однажды в одну из комнат на нашем этаже заселилась девушка почти на семь лет старше, высокая и красивая. По документам у неё было одно из этих растительных имён, которыми называют дам цветов, но она строго-настрого запретила кому-либо его озвучивать. Вместо этого она требовала, чтобы её называли Исидорой, как Исидору Дункан. Знаете, чтобы все это запомнили, она повесила на двери своей комнаты портрет Дункан в бронзовой рамке, хотя по правилам школы подобное было запрещено. Она и форму не носила, либо комбинировала части формы со своими любимыми нарядами. Сначала преподаватели и коменданты пытались бороться с ней, но уже тогда она умела спорить так яростно и аргументировано, что даже пожилая директриса при ней сжималась в комочек и спешила ретироваться. Свою соседку по комнате Исидора тоже изводила, то устраивая скандалы из-за неубранной салфетки и плохо заправленной постели, то закатывая шумные посиделки с друзьями прямо посередине недели. В общем, уже тогда она умела громко заявить о себе…
– А как девушка из сиротского общества «дамы цветов» попала в такую дорогую школу? Или у вас тут есть стипендиальная программа?
– Программа есть, но, уж поверьте, Исидора бы в неё не попала. На самом деле, она и в мою школу-то пришла поздно, в восемнадцать лет на предпоследний курс, в то время как все уже выпускались к семнадцати. Она часто оставалась на второй год в школе дам цветов из-за проблем с поведением, но при этом очень удачно попала на подработку в дом к уважаемому и состоятельному человеку – судье Совиньи. Тот разглядел в ней потенциал талантливого юриста и забрал к себе под опеку. Он понимал, что без аттестата из хорошей школы на юридический факультет взрывную девицу вряд ли примут, поэтому и купил ей два года в «Корделия Сертум». Потом она вышла замуж за его сына и окончательно превратилась в Исидору Совиньи. Я была подружкой невесты…
– Вас, наверное, очень расстроила новость о её смерти? – Конни вложила в эти слова тот максимум сопереживания и чуткости, на который была способна. В полумраке сада Амандин подняла на свою юную собеседницу какой-то по-особенному безразличный взгляд оливковых глаз.
– Возможно, вы не в курсе, но мы с Исидорой не виделись уже несколько лет. С тех пор, как она покинула Калимонтем и перебралась сюда, в Линсильву. Я хорошо помню наш последний разговор, и это не самое приятное воспоминание. Где-то в глубине души я даже догадывалась в тот день, что в следующий раз услышу о ней только тогда, когда её не станет. Конечно, я не желала ей смерти и уж тем более такой, но мы все, так или иначе, когда-нибудь умрём. И мы с Исидорой всерьёз решили доживать остаток дней своих друг без друга.
– Сурово… – нервно выдохнула Констанция.
– Ещё как! – всплеснула руками Амандин и резко посуровела. – Но с такими людьми, какой была Исидора Совиньи, надо играть по их же правилам. Вы даже не представляете, дорогая моя, каким это было тяжёлым решением для меня. Я постоянно вспоминала о тех радостях и невзгодах, с которыми мы сталкивались вместе, часто подумывая позвонить ей и всё наладить, но… нет. Есть на свете вещи, через которые слишком сложно переступить.
Конни ничего не говорила и лишь терпеливо наблюдала за тем, как раскрасневшаяся Амандин Тенебрис осушает свой бокал до конца. Этот волшебный эликсир, кажется, делал своё подлое дело, и гостья сама была готова рассказать обо всём, что лежало камнем на сердце. Свой последний вопрос Конни даже не пришлось озвучивать вслух.
– У неё было весьма своеобразное понятие о дружбе, знаете ли, Констанция, – стараясь подавить нервный смешок, выпалила дама. – Она же громче всех кричала о том, как мы должны держаться друг за друга, но, стоило случиться беде, как её и след простыл. Вы ведь не знакомы с Фредерикой Аллан, верно?
– Я знакома только с Франком Алланом.
– Это её сын. И он чудесный юноша! Лучший из всех, кого я знаю. Я люблю его, как родного. И понятно почему, ведь он рос у меня на глазах. Да и как, скажите на милость, можно его не любить? Конечно, Исидора тоже покровительствовала ему, и он сохранил с ней тёплые отношения, но она этого не заслуживала. Когда с Фредерикой случилась беда, Исидора первой отвернулась от неё и поспешила уехать, чтобы не видеть и не слышать мольбы о помощи. Она вычеркнула нашу подругу из своей жизни, как какой-то отработанный материал. Для неё Фредди превратилась в городскую сумасшедшую, от которой следовало бы держаться подальше, чтобы не подпортить свой безупречный имидж. Я попыталась обратиться к ней за помощью, когда узнала, что Франк хочет бросить работу в университете ради того, чтобы быть ближе к матери. Я предложила ей использовать наши связи и устроить Фредди в шикарную клинику в Линсильве, где бы о ней заботились, и Франк мог бы совмещать карьеру и общение с матерью. Но, как по-вашему, что ответила мне моя дорогая подруга? Сказала, что у Фредди есть взрослый сын, который сам должен заботиться о ней, и, если так вышло, что он решил бросить перспективную работу и стать простым учителем ради выжившей из ума мамаши, то так тому и быть. Я взорвалась. Никогда в жизни я ещё не была так возмущена…
