Юля хихикнула — кажется, кто-то переоценил свои преподавательские способности и теперь вынужден изображать ихтиандра. Ладно, смысл она уловила, надо попробовать дальше самой.
Села, скрестила ноги, принимая удобную позу. Это пусть Фильярг лежа расслабляется, ей удобно заниматься сидя. Прикрыла глаза. Восстановила образ Совенка. Представила, как он сидит напротив, смотрит своими серыми глазенками. Вспомнила, как первый раз появился у нее на кухне. Мокрые волосенки. Худенькие плечи. Застывшая тревога в глазах. Такой близкий, такой родной. В глазах защипало. И захотелось обнять, прижать к себе. Протянула руку, взъерошила ежик жестких и мокрых волос. Охнула испуганно.
— Отлично, Юля, — очень тихо проговорил Филь за ее спиной, — у вас получилось.
Получилось что? Вызвать собственную шизофрению? Сердце зашлось в бешенном ритме. Юля выдохнула, успокаиваясь. В конце концов, это лишь выверты психики и ничего больше. Открыла глаза — комната была пустой.
— И чего испугалась? — на плечи легли теплые ладони, погладили. — Продолжай.
Легко сказать, — раздраженно подумала девушка. Она слышала пару историй о таких раздвоениях сознания — тульпах, когда людям требовалось серьезное лечение, чтобы избавиться от воображаемого друга. А ведь там реализм тоже доходил до тактильных ощущений…
— Верни образ, — ладони сжали плечи, приказывая, и Юля повиновалась, решив идти до конца, — а теперь открой дверь, попроси Совенка за нее удалиться.
Юля охнула, прикусила губу, замотала головой. Закрыть даже воображаемого детя в комнате было немыслимо.
— Юля, — в голосе Фильярга слышалось усталое раздражение, — вспомни о том, что случилось сегодня. Представь, что вы отправились в город вдвоем, с несовершеннолетним, на встречу с головорезами. И это только начало… На что толкнет тебя связь с Альгаром, даже мне представить сложно.
Юля всхлипнула, признавая правоту Фильярга. Стерла текущие по щекам слезы, воссоздала образа Совенка, и воображение тут же нарисовало умоляющий взгляд серых глаз. Внутренности зажгло от боли.
— Будь сильной. Ради него, ради тебя самой, — проникновенно попросил Фильярг.
Юля крепко зажмурилась, мысленно дорисовала дверь за спиной детя, медленно открыла ее, поместила туда Совенка. Щелкнул замок, и внутри мгновенно поселилась тянущая душу пустота. Юля, уже не сдерживаясь, закрыла лицо ладонями, и горячие слезы хлынули сквозь пальцы.
— Тише, тише, маленькая моя, — Фильярг посадил к себе на колени, обнял, укачивая, как ребенка, — тебе сейчас больно, непривычно одиноко, но, обещаю, это пройдет. Ты привыкнешь оставаться одной. Запомни, Юля, не меньше часа в день, иначе, клянусь, стану дарить куклы, — девушка не сдержалась, фыркнула, представив Фильярга с куклой в руках, — но сегодня хватит и пятнадцати минут.
— Видишь, — обрадовался он, — ты уже улыбаешься. Не все так страшно, правда? — и протянул ей носовой платок.
Юля взяла, вытерла слезы. Все действительно оказалось не так уж страшно. Она потихоньку начала ощущать себя прежней — взрослой тетей. Тяга к подвигам испарилась, вместо нее пришло смущение — расселась на мужских коленях, еще и обнимать себя позволила.
— Спасибо вам, — поблагодарила, отстраняясь. Фильярг понял. Помог подняться, придерживая за плечи, словно не в силах отпустить, легко коснулся губами лба.
— Вам спасибо, ассара, — снова перешел на официальный тон, — и простите, что заставил плакать. Обещаю, это в последний раз.
— Не извиняйтесь, — качнула головой, — я все понимаю. Блокировка нужна, вы правы. И если я не справлюсь, — если у нее не хватит духа закрываться от Совенка по часу в день, — я сама попрошу вас купить мне куклу.
— Договорились, — рассмеялся Фильярг, крепко прижал к себе и тут же отстранился.
— Идемте, я вас провожу, — предложил и, не дожидаясь согласия, уверенно взял за руку.
У себя Юля первым делом наведалась к Совенку в спальню. Воображение рисовало жуткие картины собственного предательства — именно так ею ощущалась блокировка, но реальность оказалась мирно-сопящей. Деть не проснулся, спокойно пережив все манипуляции, и Юля окончательно успокоилась. Легонько поцеловала Аля в лоб, поправила одеяло и спустилась в гостиную. Постояла у панорамного окно, бездумно глядя на светящийся внизу огнями город, на лунную дорожку, пересекающую гладь озера.
Восстановила связь, выпустив воображаемого Совенка из комнаты. Душу наполнило привычное тепло и уже казалось немыслимым снова лишиться этой наполненности.
И как она справится? Юля покачала головой. Отражение ответило тем же. Внутри горечью шевельнулось одиночество. Тянущей болью отозвалась тоска по дому. И захотелось вернуться. Врубить телевизор. Вслушаться в бред ток-шоу. Отключить вечно пребывающие в стрессе из-за чужой речи мозги. Поболтать с подругами — ни о чем. Поржать над вечно попадающей в проделки Надькой. Выслушать давно ненужные наставления от мамы и пообещать не возвращаться поздно домой.
Сожаление ядом вползало в душу…
— Самка двуногого червяка! — взрывом в мозг ворвалась чужая речь.
— Калкалос! — подпрыгнула Юля, ощущая, как хмарая печаль исчезает, точно тьма при вспышке свето-шумовой.
— Ждала кого-то еще? — ревниво осведомились в голове. Губы девушки расползлись в улыбке. Этот дракон действовал на нее как полбутылки виски на голодный желудок.
— Только тебя, жаба с крыльями, — призналась честно.
— Выходи давай, лысая личинка.
Юля аж подпрыгнула от волны неконтролируемого восторга. Где-то на горизонте сознания мелькнул укоризненный облик Четвертого, но был затерт крылатым силуэтом.
Дракон рисовался. Прошелся мимо балкона на бреющем, сделал пару бочек, потом свечкой взмыл вверх, завершив пилотаж мертвой петлей. Спикировал вниз, в последний момент затормозил и почти аккуратно вцепился когтями в балюстраду балкона. Почти, потому как камень под когтями начал крошиться и трескаться. Ящер вытянул шею, обнюхал девушку, облизнулся, прикрыл желтые с вытянутыми зрачками глаза и вдруг предложил:
— Полетаем, двуногая самка?
Юля беспомощно оглянулась. Она бы с радостью, но…
Но Совенок спит, — тут же принялся нашептывать голос искушения, — Филь снова в ванной, Третий наверняка занят. Кому помешает ее прогулка сейчас ночью? Никто и не заметит, если она отлучится.
— Только ненадолго, — проговорила нерешительно. Внутри здравый смысл боролся с желанием плюнуть на всех и отдаться на волю приключения. Дворец уже воспринимался золотой клеткой, а свобода сидела на перилах и подбадривающе качала головой.
— Звезды не успеют потеплеть, как мы вернемся, — клятвенно заверил ее калкалос, и Юля решилась. Забралась на перила, радуясь, что не успела переодеться. Глянула вниз, на мощеные дорожки парки, в темноте показалось, что невысоко, но с колен вставать не стала. Добралась до крыла. Замерла в нерешительности, оценивая посадочное место.
