Когда он снова начинает говорить, голос старика становится уязвимым, будто умоляет его понять. Или простить. Не знаю, могу ли доверять ему после всего услышанного. Возможно, да.
– Абра была единственной, кто мог пройти туда. Надеюсь, вы все же поймете. Я бы и сам пошел! Но должна была идти она.
Молчу. Чашки на столе исходят паром.
– История началась за четыре года до того, как Древо появилось в Дине. За четыре года до того, как вы двое убили Джинна и Амарока. За четыре года до того, как ушел мистер Теннин. За четыре года до смерти вашей матери.
– Вы же понимаете, что на самом деле я не убивал Джинна, – тихо говорю я. – О нем позаботилась Абра.
Я словно трус, который пытается переложить на Абру всю грязь того лета и спасти собственную шкуру – вдруг этот человек желает мести? Но мне кажется, Генри знает о тех событиях намного больше меня, хотя я при них присутствовал, а он – нет.
Но старик продолжает свой рассказ, словно не слышит. Я гляжу мимо него в окно: снег уже идет сплошной стеной. Похоже, на подходе метель.
– Отчасти я сам нашел следы той истории, отчасти мне рассказали люди. Кое о чем пришлось догадываться.
Внезапно умолкнув, он кивает, словно доволен проделанной работой, и откидывается на спинку стула.
– Итак, насколько я могу судить, все началось в тот день, когда с лица земли исчезла Руби…
Часть II
Исчезновение Руби
Только глупцы не боятся.
Мадлен Л’Энгл. «Излом времени»
3
В тот самый день, когда исчезла его сестра, и за несколько часов до того, как прошагать по Новому Орлеану до кладбища Святого Людовика, Лео Джардин, затаив дыхание, прятался в чулане. Пытаясь успокоиться, он перебирал в кармане отмычки – длинные тонкие стержни из набора взломщика, который подарил ему двоюродный дед. Правда, Лео его почти не помнил. Он погладил железки пальцами. Одни были изогнутые, другие прямые. Лео их все выучил на ощупь.
Вот эта – прямая, как стрела, – для взлома замков.
Эта – с зубцами – чтобы дотянуться и захватить.
Эта – с крючком на конце – как ответ на вопрос.
Отец вместе с доктором был наверху, в комнате сестренки Лео. Доктор – чья фамилия начиналась на «Н», но Лео так и не удалось ее расслышать или увидеть, как она пишется, – напоминала тонкую прямую отмычку из набора. Твердая, решительная и разговаривала всегда без сантиментов. Быстро приходила и уходила, выбирала только кратчайший путь и никогда не смотрела по сторонам.
Лео прислонился к стенке чулана, что примыкал к столовой, где отец и доктор после осмотров всегда обсуждали состояние здоровья Руби. Лео ждал, пока они спустятся.
В доме Амоса, отца Лео, была куча дверей. Массивная парадная дверь выходила на широкую террасу, укрытую сенью древних раскидистых платанов, чья кора осыпалась большими пластами, словно обгоревшая кожа. По обе стороны этой двери располагались два окна с плотными тяжелыми портьерами, надежными, будто ангелы-хранители. Когда портьеры задергивали, в дом не проникало ни единого лучика света.
Еще была дверь бокового входа. Она висела на хорошо смазанных петлях и отворялась совершенно бесшумно. Весьма гостеприимная дверь: каждый незнакомец спокойно стучался в нее или приоткрывал на несколько дюймов, прежде чем позвать хозяев.
Задняя дверь вела из кухни прямо в заросший азалиями двор. За рядами азалий возвышались кедры, наперегонки устремляясь прямо к солнцу. Нижние ветки их высохли и обломались, и только на макушке, так высоко от земли, будто боялись ее, красовались зеленые иглы.
А в самом доме было еще больше дверей, и за некоторые Лео ни разу не заглядывал. Например, та, что вела в отцовский кабинет. Да он бы никогда в жизни не посмел туда войти! Последствия были невообразимы. Оттуда часто доносились странные звуки и приглушенные разговоры. Выдвигались и звонко закрывались картотечные ящики, звякали замки, мягко жужжал циферблат сейфа. Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк…
А еще была дверь на чердак, которая вела наверх, в пыльный сумрак. Отец никогда не запрещал туда подниматься – Лео просто не нуждался в подобном запрете. Чердачное помещение наводило на него ужас, Лео жутко боялся того, что мог там обнаружить.
Пожалуй, самой необычной дверью была небольшая крышка в полу кладовки в гостевой комнате. Лео ни разу не захотелось ее открыть. Когда он впервые обследовал дом, то заметил маленькое круглое кольцо и потянул незапертую дверцу, но она казалась совершенно безобидной, самой обыкновенной и скучной.
Иногда ему приходила в голову мысль узнать, что скрывается за той крышкой, но в удивительно неподходящее время – например, посреди ночи или когда Лео жил у матери. Но дома у отца, где дверца была в свободном доступе, ему ни разу не захотелось ее открыть.
Еще были двери спален и двери кладовых, тяжелые раздвижные двери и застекленные французские окна.
А самое главное – в коридоре, прямо у парадного входа, имелась дверь в чулан под лестницей. Скошенный потолок этого закутка постепенно спускался до самого пола. Там и затаился мальчуган. Застоявшийся воздух отдавал плесенью. Гладкие и неустойчивые доски деревянного пола могли в любой момент заскрипеть и выдать Лео, который вытянулся в струнку и прижался ухом к стене.
Дверь стояла чуточку приоткрытой: Лео было всего десять лет, и он еще боялся темноты. Боялся того, что скрывается в мрачных, недоступных взгляду глубинах. Если дверь закрыть, вдруг она больше не откроется?
В последнее время Лео начал сомневаться в историях, которые всегда принимал за чистую монету, – о королях и драконах, ангелах и демонах, тайных мирах и людях-невидимках. Даже в свои десять лет он знал, что вера от него ускользает. Уходит, просачивается, как мед сквозь трещину в кувшине. Но в чулане Лео внезапно снова поверил, что все это может оказаться правдой. Может быть, дело в темноте или тишине? Или в ощущении, что вокруг полно живых существ, невидимых глазу?
Лео выглянул в щелочку двери, и косой золотистый луч пересек его лицо.
Дом отца был старым, он весь охал и скрипел, когда по нему ходили люди. Один из тех домов, что беседуют с вами, если вы остаетесь с ними наедине, и вздыхают, вспоминая обо всех, кого когда-то знали. Столько происходило в этом доме, кое-что даже представить немыслимо, а иные события могли бы показаться вам совсем незначительными – вроде всхлипа, что знаменует окончание дружеских отношений, или взгляда, зажегшего пламя любви. Этот дом напоминал старика – немного чудаковатого, слегка сварливого, но в основном тихого и задумчивого. А еще дом ждал. Всегда ждал.
Лео почуял появление отца и доктора еще до того, как услышал их шаги, когда они начали спускаться по длинной лестнице с третьего этажа на второй, а потом на первый. Шаги отца были шаткими и неустойчивыми, без малейшего ритма. Охваченный суевериями, медицине отец не слишком доверял. Когда он куда-то шел, то всегда торопился и размахивал руками.
