Глава 22
Верлен
Я снова задыхаясь бежал по лестнице, мчался со всех ног, словно от этого зависела моя собственная жизнь.
Ради всех преисподних, что же я наделал?
Проклятие, что на меня нашло?
Это полное безумие… чистое, незамутненное безумие.
Я нарушил все правила, от первого до последнего, провалил задание, которое обязан был выполнить как Тень императора, предал отца, а вместе с ним и все свои убеждения. Скомпрометировал себя, рискнул всем, что имею, и теперь мне угрожает опасность. И все ради кого? Ради какой-то человеческой девчонки?
Вот только это не просто какая-то человеческая девица…
Сефиза мне дорога, вот в чем дело. В глубине души я знал, что не могу разорвать незримую связь между нами, хоть и не понимал, как и почему она возникла. Эти узы оказались сильнее меня, сильнее всего на свете…
Подобная мысль не укладывалась у меня в голове, и все же я понял это, как только взял девушку на руки.
Я с самого начала не понимал, что со мной произошло, почему, увидев эту девушку привязанной к пыточному столу, испытал такое потрясение. Здравый смысл внезапно меня покинул. Я потерял все понятия о том, что правильно и неправильно, все приоритеты, действовал исключительно под воздействием гнева и настоятельной потребности как можно скорее помочь этой девушке.
Мой внутренний голос буквально кричал, что я просто не могу поступить иначе, что нужно действовать так, как подсказывает инстинкт, что это будет правильно.
Я обязан был защитить ее вопреки всему, хоть и не знал, откуда у меня эта уверенность.
Те четверо солдат, которых я убил, заслуживали смерти. Они причинили зло Сефизе – этому маленькому странному созданию, еще вчера ничего не значившему для меня, которое тем не менее во мгновение ока стало мне важнее всего на свете. Я испытывал почти физическую потребность заставить их заплатить за содеянное. Мне хотелось наказать их за то, что посмели прикоснуться к Сефизе, за то, что так жестоко с ней обращались, заставили ее сильно страдать, лишив достоинства и гордости. Из-за них она пролила слезы…
Кроме того, солдат так удивило мое поведение, что они едва не пошли против моих приказов: еще бы чуть-чуть, и они подчинились бы запрограммированным в них правилам и вызвали Радаманте. Огромный риск, чреватый полной катастрофой – пойти на такое я не мог.
В итоге я почти загнал себя в угол, лихорадочно пытался найти выход и… совершенно не жалел о содеянном, хотя стоило бы.
Тем не менее сейчас мне во что бы то ни стало требовалось успокоиться и мыслить здраво. Нужно срочно придумать, как скрыть мое предательство и мой вероломный поступок. Нужно спасти Сефизу, замести все следы ее пребывания в наших казематах и держать ее как можно дальше от ментальных когтей Ориона.
Еще не дойдя до дверей южной башни, я уже знал, что делать, и тщательно продумывал свой следующий шаг.
Обычно сюда мало кто ходил, и рядом с тюрьмой никого не было. Я схватил связку ключей, висящих на стене, и побежал по коридору. Довольно быстро стало ясно, что в двух камерах все еще содержатся узники. Я поспешно отпер ближайшую дверь и вошел в полутемное помещение, в глубине которого лежала на полу бесформенная масса, прикованная цепями к стене. В существе еще теплилась жизнь, однако оно уже одной ногой стояло на пороге смерти. Когда-то это окровавленное изломанное тело было человеком…
Несчастный приоткрыл один глаз и посмотрел на меня, не в силах двинуться с места – очевидно, пытки, которым его подвергла Радаманте, полностью его подкосили. Пленник задрожал всем телом, отчего лужа крови, в которой он лежал, неприятно захлюпала. Я был почти уверен, что истерзанный узник уже готов покорно принять участь, которую я ему уготовал.
Радаманте обладала способностью поддерживать в человеке жизнь, даже если тело уже нежизнеспособно. Это давало ей возможность творить со своими жертвами все, что заблагорассудится, а они даже не могли освободиться от страданий, умерев от болевого шока. Возникни у нее такое желание, она могла бы терзать человека вечно.
Иногда к нашей сестре присоединялся Минос. Он владел умением насылать на кого угодно жуткие видения, при этом воображаемые жертвами раны появлялись на их настоящих телах, и таким образом кошмар становился реальностью. Вместе эта парочка являла собой устрашающий дуэт. Рассказы об их совместных действиях во время былых войн наводили оторопь даже на самых стойких богов.
Я присел на корточки рядом с пленником, снял кандалы с его запястий и лодыжек, стараясь не думать о том, что он пережил, попав в лапы к моей сестре. Затем я ногтем стер с ладони уже затвердевший слой мази, так что порез снова открылся. На ладони выступила маленькая, ярко-красная капля крови, блестящая, как драгоценный камень, мгновенно отравив атмосферу тюремной камеры ядовитыми парами.
Человек резко вскочил, его глаза расширились от ужаса, а потом его душа вырвалась из телесной оболочки. Я вдохнул ее, а теперь уже пустое тело бедняги схватило цепь от кандалов и обернуло вокруг своей шеи, отчаянно пытаясь положить конец своему существованию, ставшему отныне бессмысленным. Он так сильно сдавил себе горло, что раздробил его. Несколько секунд безжизненная оболочка билась в конвульсиях, а потом затихла. Все было кончено.
Мне же пришлось упереться руками в каменный пол, чтобы тоже не упасть: меня скрутила боль, возникающая всякий раз при поглощении души.
Мой организм с трудом усваивал поглощенную сущность, но я заставил себя подняться и выпрямиться. Время стремительно уходит, Сефиза истекает кровью у меня в комнате, и я не брошу ее умирать.
Сделаю все, что угодно, только бы ее спасти.
Я уже совершил ужасные вещи ради ее спасения.
Пошатываясь от слабости, я взвалил труп на плечо и потащил в комнату для допросов. Дойдя туда, я положил его в центр залитого кровью пола, рядом с трупами четырех легионеров. Уходя, забрал механические руку и ногу, которые солдаты отняли у Сефизы, после чего сбежал из этой проклятой башни, надеясь, что мне больше никогда не придется здесь появляться.
Вернувшись в свои покои, я оставил свою драгоценную ношу в кабинете и быстро переоделся в чистую рубашку – та, что до сего момента была на мне, покрылась пятнами крови нескольких людей. Наконец я вышел из комнаты и направился в сторону галереи, ведущей к логову Гефеста.
Я обдумал сложившуюся ситуацию тысячу раз и не видел другого выхода. Пожалуй, эта ставка была самой бредовой из всех, что я успел сделать до сих пор, к тому же крайне рискованной. Это даже большее безумие, чем убийство собственных подчиненных ради спасения человеческой девушки – и все же лишь так я смогу сохранить ей жизнь. Выбора нет, придется убедить старшего брата, того, кто ненавидит меня сильнее всех, помочь мне нарушить законы нашего отца.
Так что я морально готовился отбросить всякую гордость и, если придется, ползать у Гефеста в ногах – только бы упросить его вылечить Сефизу. Оставалось лишь надеяться, что брат внемлет моим мольбам.
