Император машинально постукивал по полированной поверхности красного мраморного подлокотника, расчерченного черными прожилками, и непрестанное «тук-тук», с которым его когти ударялись о гладкий камень, безмерно меня раздражало.
Сефиза сейчас находилась в руках моего брата, ненавидевшего меня всеми фибрами души. Вдобавок процент выживаемости пациентов Гефеста не превышал пятидесяти, и я не знал, могу ли полностью ему доверять. И как, скажите на милость, при таких обстоятельствах сосредоточиться, чтобы обвести вокруг пальца Владыку всех разумов?
– Я был с ног до головы покрыт кровью заключенного и солдат, – ответил я, подпуская в голос толику притворного отвращения. – Поэтому рассудил, что с докладом о случившемся инциденте можно немного подождать, и постарался привести себя в пристойный вид, прежде чем предстать перед вами. В конце концов, разве несколько минут что-то изменят, если жертвы уже мертвы?
– Верно, – согласился Орион, тяжело опуская руку на богато украшенный золотом подлокотник трона. – Тем не менее, понимаешь ли ты, какой вред твоя инициатива наносит твоей сестре? Неужели ты думал, что сможешь вытянуть из этого ашеронца больше, чем вытянула бы Радаманте?
Чтобы скрыть свое предательство, я выдумал эту историю, объяснив отцу, что на рассвете решил лично допросить пленников из Ашерона, проявив тем самым досадное безрассудство. В оправдание своего поступка я заявил, будто заподозрил связь между бунтами в этом далеком королевстве и вспыхнувшим в Стальном городе мятежом, который нам пришлось подавлять накануне. Взявшись за это «дело», я слегка превысил свои полномочия и вторгся в сферу ответственности Радаманте – надо сказать, с ней я ладил едва ли лучше, чем с остальными братьями и сестрами.
После чего стало не так уж трудно объяснить кровопролитие, случившееся в комнате для допросов. Достаточно было сделать вид, будто один из солдат совершил досадную ошибку, неудачно положив на стол скальпель, в итоге я нечаянно порезал руку, и пять жизней мгновенно оборвались прежде, чем я успел что-то сделать. Ничего не поделаешь, мои способности такие, какие есть, и несчастные случаи никто не отменял…
Я обвел взглядом огромный неф, с колоссальными, уходящими в немыслимую высь колоннами, в глубине которого возвышался трон императора, потом повернулся к отцу. Я вдруг понял, что лгать в лицо своему богу, отцу и властелину вовсе не так тяжело и трудно, как мне до сих пор казалось. Не знаю, когда именно во мне произошли эти перемены, но я вдруг осознал, что этот монументальный, высокий престол, на котором восседал Орион – символ его абсолютной власти – больше не производит на меня прежнего подавляющего впечатления. На каменном троне были вырезаны скорчившиеся фигуры, навсегда застывшие в страшных мучениях: раньше они вызывали у меня трепет, но не теперь.
Как только я попросил об аудиенции, весь двор поспешно покинул дворец – исчезли даже имперские центурионы, так что мы с отцом остались совершенно одни. Если большинство солдат Пепельной Луны знали о моем родстве с правителем (иначе я не смог бы в их присутствии пользоваться своими сверхспособностями), то аристократы и жрецы, жившие во дворце, разумеется, были не в курсе. Очевидно, отец счел этот вопрос слишком щекотливым, чтобы обсуждать его в присутствии своей личной охраны.
– Боюсь, Радаманте порой бывает необъективна. – Я решил добавить к своей истории это обвинение, дабы она звучала правдоподобнее. – Если бы сестра хоть иногда сообщала мне о результатах своей работы, этого инцидента можно было бы избежать. – Сотрудничая, мы с ней, вероятно, могли бы нащупать связь между восстанием в Ашероне и вчерашним мятежом в столице до того, как он принял такие масштабы. Однако этого сделано не было. Действуй мы сообща, вам не пришлось бы вчера карать тех людей, и я не провалил бы свое задание…
– Я понимаю твою точку зрения, сын, – согласился император. – Ты прав, обмен информацией между вами оставляет желать лучшего, и это весьма прискорбно. Последствия нашего недосмотра поистине могут стать проблемой. Я прослежу, чтобы отныне твоя сестра систематически предоставляла тебе отчеты о полученной ею информации, чтобы в будущем не возникало такого недопонимания. Кроме того, теперь я вижу, что был резок с тобой прошлой ночью. Я поступил несправедливо, сделал тебя одного ответственным за проблемы в Пепельной Луне. Очевидно, я взвалил на твои юные плечи слишком многое, и под грузом этих забот ты стал действовать безрассудно.
Внезапно в дверь постучал один из центурионов и, войдя, объявил:
– Ваше Величество, пришла ее светлость богиня Радаманте.
Сестра ворвалась в зал, не дожидаясь разрешения императора, и, печатая шаг, устремилась к трону, придерживая перед собой подол юбки сжатыми кулаками. Полы воздушного черного одеяния развевались у нее за спиной, серебряные украшения мерцали и поблескивали.
– Отец, это возмутительно! – воскликнула она. – Верлен вам не все рассказал, его сила убила не одного узника, а двух! Второго нашли в его камере, он проткнул себе глаза пальцами, причем так глубоко, что они дошли до мозга! Яд вашего дорогого Палача просочился в коридор, и теперь у нас не осталось ни одного пленника!
Мгновение я молчал, потрясенный услышанным.
В панике я не обратил на это внимания, но теперь, поразмыслив, понял, что боль от поглощения души была чересчур сильной, и этому имелось объяснение: вместо одной души я всосал сразу две.
– Я не знал… – поспешно забормотал я, решив на этот раз прикинуться искренне огорченным. – Отец, мне так жаль. Простите меня за неловкость, мои способности порой выходят из-под контроля… Этого больше не повторится, клянусь.
– Ему жаль, ах, бедняжка! – рявкнула Радаманте, презрительно тыкая в меня пальцем. – А что дальше?! Извинился – и все?!
Мне не приходило в голову, что сестра может прийти в такую ярость из-за этого происшествия. Она лишилась своих любимых игрушек: в последние десятилетия нам редко удавалось захватить пленников. Неудивительно, что Радаманте рвет и мечет. И она определенно поквитается со мной за эту обиду…
И все же я ни капли не жалел о том, что сделал сегодня утром. По крайней мере, те двое бедолаг сумели ускользнуть из когтей моей сестры, и их мучения наконец прекратились.
– Верлен, ступай, отдохни, – приказал Орион, одарив меня на удивление благожелательным взглядом. – В последнее время я требовал от тебя слишком многого. Я не сержусь на тебя за потерю этих жалких человечков. Если бы между этими двумя восстаниями существовала связь, я бы ее обязательно почувствовал. К тому же от тех двух ашеронцев уже не было никакой пользы. Твой дар переменчив, и порой это бремя трудно нести, но никогда не жалей о нем, ясно? Твой способности очень ценны для нас, не забывай об этом, сын.
Я поклонился, сделав вид, будто не замечаю, каким злобным взглядом прожигает меня Радаманте, после чего ушел из тронного зала.
Казалось бы, после слов отца с моей души должен был упасть огромный груз, но они не принесли мне ни капли облегчения. Сефиза по-прежнему находится между жизнью и смертью. И мне была невыносима мысль о том, что она может не пережить операцию и унесет с собой в небытие ответы на все мои вопросы – и, главное, тайну нашей мысленной связи.
