Девушка прижала локти к груди и дернула головой, очевидно, борясь с сонливостью: ее веки опускались сами по себе, к тому же ее явно мучили боли. Она прошла несколько метров, с трудом переставляя ноги, запнулась и снова замерла, опасно пошатываясь.
Не думая, я бросился к ней, горько жалея, что не дал ей эти проклятые пилюли раньше, но, увидев это, Сефиза съежилась, и исходящие от нее волны боли усилились. Она выставила перед собой руку, показывая, что запрещает мне приближаться, и в ее затравленном взгляде снова промелькнул испуг.
Я отступил, раздосадованный сильнее, чем мне того хотелось, хотя меня так и подмывало ее поддержать.
– Не прикасайся ко мне! – выкрикнула она. – Не трогай меня! Мне не нужна твоя помощь, ясно?
Это агрессивное поведение давило на меня, ее неприязнь была такой сильной и глубокой, что я застыл столбом, совершенно не представляя, как поступить.
Обычно я никогда не терялся, если меня осыпали оскорблениями, благо братья и сестры упражнялись в остротах на мой счет с завидной регулярностью. Однако с Сефизой все было по-другому. Я готов был сносить любые ее выходки, что бы она ни устроила.
Девушка нетвердой походкой доковыляла до кровати, схватилась за один из четырех столбиков, обошла его и, морщась, опустилась на матрас.
Тогда я прошел к двери в ванную комнату, покрытую такой же лепниной, как стена, в которой располагалась дверь, и под изумленным взглядом Сефизы распахнул створку. Налив стакан воды, я вернулся в спальню и поставил его на тумбочку возле изголовья, рядом с пилюлей.
Девушка нахмурилась, быстро оглядела небольшую, лишенную окон ванную комнату и пробормотала словно бы нехотя:
– Спасибо…
С этими словами она, очевидно, решившись, взяла таблетку, забросила в рот и осушила стакан.
– Ты голодна? – осторожно поинтересовался я, вспомнив, что она ничего не ела со вчерашнего дня.
Сефиза устало покачала головой, медленно, кривясь от боли, подтянула на кровать ноги и вытянулась на матрасе. Потом заползла под одеяло, положила голову на подушки и сжалась в комок – все это не сводя с меня настороженного взгляда, словно я в любую секунду мог передумать, наброситься на нее и сожрать живьем.
Я, конечно, знал, что люди Пепельной Луны дружно меня ненавидят – и, кстати говоря, я платил им взаимностью, – но до сих пор мне было на это совершенно наплевать. Однако ненависть ко мне Сефизы превзошла все, с чем я сталкивался до сих пор, а ведь, в отличие от моих братьев и сестер, она не знала, с каким отродьем имеет дело.
Есть ли какая-то особая причина для столь сильной неприязни, или же одной только моей репутации вполне достаточно для подобного отношения?
Несомненно. В конце концов, для простого люда я Палач.
Как бы то ни было, я предпочитал лишний раз об этом не задумываться. Пусть в моих глазах эта девушка имеет огромную ценность, но она всего лишь обычный человек, а я постоянно упускаю из виду этот немаловажный момент.
Я отвел взгляд, разрывая наш с ней зрительный контакт, и продолжил наводить порядок в спальне: сначала расставил по местам мебель, потом собрал разбросанные вещи, начав с безвозвратно испорченных и больше не пригодных к использованию. Сефиза не шевелилась, и я предположил, что она наконец заснула. Однако спустя примерно час девушка нарушила молчание и слабо проговорила:
– Сегодня утром… что именно ты сделал с теми людьми?
Резко обернувшись, я увидел, что она по-прежнему лежит, подложив руки под голову, и наблюдает за мной: сонные глаза полуприкрыты, щека прижата к подушке. Сефиза глядела на меня спокойно и в то же время очень серьезно.
Я вздохнул, потому что давно ждал этого вопроса. Вот только ответить на него не мог, так что просто пожал плечами. Потом вновь принялся за уборку.
– Я не ошибаюсь, ты не совсем человек, Верлен? – настаивала девушка.
Наконец-то Сефиза произнесла мое имя…
Мне захотелось рассказать ей правду – просто в качестве благодарности.
Вместо этого я моргнул, выведенный из себя этим вопросом сильнее, чем следовало бы. Я поклялся отцу хранить в секрете тайну своего рождения и никому на свете об этом не рассказывать. Правда, совсем недавно я нарушил все свои клятвы от первой до последней, причем сделал это всего за один день.
Кроме того, Сефизе совершенно не нужно знать, кто я такой на самом деле. Я и так вызываю у нее ужас и безмерное отвращение, так что нет необходимости подливать масла в огонь.
Вместо того чтобы все отрицать, я просто ответил со вздохом:
– Отдыхай, Сефиза. Тебе нужно набраться сил, если хочешь поправиться.
К моему огромному изумлению, она послушно смежила веки.
Я поймал себя на том, что стою перед кроватью и бесстыдно рассматриваю спящую девушку, стараясь запечатлеть в памяти малейшую черточку ее лица. Понятия не имею, как долго я стоял и смотрел на нее, но в конце концов взял себя в руки, через силу отошел от кровати и снова взялся за уборку.
Я старался не шуметь, боясь разбудить Сефизу. В итоге пробило уже четыре часа утра, а я все еще бродил туда-сюда по комнате, изнемогая от усталости.
Поскольку я боялся оставлять Сефизу одну – кто знает, вдруг она снова надумает выброситься из окна, – то решил устроиться в кресле, стоявшем в другом конце комнаты. Я снял куртку, помедлил, собираясь с духом, потом все же погасил последнюю еще горевшую лампу, и спальня погрузилась в полумрак.
Наконец я сел, откинулся на спинку кресла, запрокинул голову, в который раз удивляясь тому, что совершил сегодня. Затем меня охватило оцепенение. Засыпая, я еще успел понадеяться, что хотя бы этой ночью меня не посетят привычные кошмары.
Глава 29
Лориан
По рукам и ногам медленно распространялась резкая, дергающая пульсация, и постепенно Лориан начал пробуждаться ото сна. По большому счету он не страдал от боли – его мучения прекратились, после того как девушка по имени Сефиза применила к нему свою магию, убрав терзавшее его нестерпимое чувство жжения и защитив его от ледяного дыхания смерти. Однако странное назойливое покалывание не проходило. Мальчик сел на постели и широко открыл глаза – от волнения он ни за что не смог бы снова уснуть.
В центре лишенного окон вытянутого помещения теплилась догорающая свеча, закрепленная в настенном подсвечнике, едва-едва освещая стальные стены. Вокруг Лориана тихо спали остальные дети, свернувшись калачиками на удобных лежанках, приготовленных для них взрослыми в подвале кузницы. Здесь беспризорникам ничто не угрожало. Пусть они недавно прошли через ад и оказались искалеченными на всю жизнь в результате чудовищного наказания богов, но теперь о них заботились.
Отныне они перестали быть никому не нужными сиротами…
Лориан вытянул перед собой свои новые искусственные руки и стал смотреть, как они поблескивают в дрожащем свете свечи. Мальчик захотел пошевелить пальцами, и металлические фаланги пришли в движение, стали медленно сгибаться, повинуясь мысленной команде хозяина. Это было так странно… Лориан чувствовал себя другим, измененным, и в то же время прежним.
