– Я полностью тебе доверяю, весталка, – пылко проговорила темноволосая женщина, прижимая ладонь к центру груди. – Мне хочется верить в твою богиню и ее нерушимое попечение обо всех нас. Мы так долго спали, что теперь, очнувшись от сна, можем еще немного подождать, перед тем как начнем действовать. Раз ты говоришь, что Сефиза вернется, а нам следует подождать, то мы будем ждать.
В комнате раздалось несколько одобрительных возгласов.
Затем взгляд весталки обратился к двери: Элдрис поглядела прямо на Лориана.
– Входи, мой ангел, – приказала она с мягкой полуулыбкой, словно с самого начала знала, что мальчик здесь. – Пожалуйста, проходи и присоединяйся к нам.
Все присутствующие повернулись к двери. Лориан медленно приоткрыл створку и вошел, понурившись – его же застали за нарушением правил. Не стоило ему подслушивать разговор взрослых.
– Парнишка ходит и даже не спотыкается, – пробормотал кто-то.
– Надо же, похоже, он уже оправился. Вот это да, – протянул тот лекарь, что помоложе.
– Тебе больно, Лориан? – спросила весталка.
Мальчик помотал головой: от страха он не мог произнести ни слова.
Элдрис взяла его металлическую руку в свою, тоже искусственную, и Лориану показалось, будто он ощущает тепло, как если бы их с весталкой механические конечности состояли из плоти и крови… Женщина опустилась на колени, так что их лица оказались на одном уровне, и посмотрела Лориану в глаза.
– Ты прошел через чудовищное испытание и претерпел такие мучения, которые не каждый взрослый выдержит, – посетовала она, ласково, по-матерински гладя мальчика по голове. – Однако ты выжил. Ты стоишь на ногах. И ты стал сильнее. Отныне ты гораздо сильнее любого в этой комнате. Впрочем, ты ведь и так это знаешь, верно?
Лориан озадаченно нахмурился. Весталка была права: он с самого начала догадывался, что силы в механических конечностях больше, чем в обычных руках и ногах.
Элдрис сунула руку в складки плаща и достала кусочек обсидиана странной формы.
– Все здесь знают, что это такое, – объявила она, поднимая осколок выше, чтобы всем было видно.
– Это обломок маски Тени! – воскликнула Алрун, испуганно округляя глаза.
Элдрис протянула осколок Лориану, и мальчик тут же его схватил, мгновенно поняв, чего ждет от него весталка. Он взвесил предмет на ладони, покатал в механических пальцах, оценивая его прочность и плотность. А потом сжал в кулаке.
Когда Лориан разжал кулак, собравшиеся в кузнице люди изумленно ахнули: с ладони мальчика тонкой струйкой посыпалась пыль.
Глава 30
Сефиза
Вынырнув из полудремы, я чуть приоткрыла глаза и увидела, как в другом конце комнаты Тень садится в кресло и гасит последнюю лампу. Некоторое время я наблюдала за своим врагом, благо на него падал луч бледного лунного света, и гадала, сколько времени ему потребуется, чтобы уснуть.
Вот только я и сама совершенно обессилела. Боролась с собой, но уже через несколько секунд сон одержал надо мной верх.
Потом все вокруг изменилось.
Внезапно я поняла, что нахожусь не в личных покоях Первого Палача, а в уже знакомом мне странном мире, в окружении множества колонн, стою на земле, покрытой вечным снегом, искрящимся, словно разноцветный ковер. Как и прежде, легкий ветерок нес на своих крыльях ту самую мелодию, что я уже слышала раньше, и от ее грустных переливов у меня сжималось сердце.
Меня не покидало ощущение неправильности происходящего, и тут я поняла, что стою не на том берегу, где находилась в прошлых видениях, а на противоположном. Не знаю, как и почему туда переместилась, и все же теперь я пересекла реку и присоединилась к Верлену.
Заинтригованная, я подняла голову и увидела его – молодой человек стоял недалеко от меня, прислонившись к опоре каменной арки, в центре которой висела темная полупрозрачная завеса, слегка развеваемая ветром. Портик разрушенного здания, от которого остался лишь вход, носивший черты готики и еще какого-то неизвестного стиля, очевидно, еще более древнего.
В разлитую в воздухе, уже привычную мелодию вклинился какой-то новый звук, жалобный и тревожный, доносящийся откуда-то издалека.
Вообще-то, чем ближе я подходила, тем громче становились тоскливые вздохи, терзавшие мои уши. Очевидно, кто-то плачет, скорее всего, маленький ребенок, который находится за этой аркой. Впрочем, Верлен никак не реагировал. Он стоял неподвижно, скрестив руки на груди, и смотрел на землю у себя под ногами.
Заметив меня, он немедленно выпрямился, и на его лице промелькнула тревога.
– Тебе здесь нечего делать! – внезапно воскликнул он, делая шаг к темной занавеси, словно хотел помешать мне за нее заглянуть. – Мы же должны находиться у ручья, каждый на своем берегу…
– Этому ребенку нужна помощь, – заявила я, делая еще шаг вперед. – Нельзя же просто торчать тут и ничего не делать!
– Это не совсем ребенок… – пробормотал Верлен, смущенно хмурясь.
Тут я заметила, что белая прядь в его волосах отсутствует, и он выглядит не таким ненормально высоким, как на самом деле. В этом странном мире древнего лабиринта из колонн Верлен был больше похож на молодого человека из видений, которые несла в себе таинственная река. В этой, другой вселенной мы с ним являлись абсолютно другими людьми, и отношения между нами были иные.
Между тем я тоже совершенно не походила сама на себя. Обе мои руки состояли из плоти и крови, как и ноги. В моем теле отсутствовали механические детали.
– Что скрывается за этой дверью, из-за чего ты так расстроен? – озадаченно спросила я.
– Понятия не имею, – признался Верлен, хлопая глазами. – Знаю только, что не хочу открывать эту завесу. Не желаю узнавать, что там…
Душераздирающие рыдания ребенка сводили меня с ума, вдобавок я страшно разозлилась на своего бесчувственного собеседника и, потянувшись к завесе, отдернула ее.
Верлен не стал меня отталкивать, только сдавленно попросил:
– Умоляю, не делай этого…
Проигнорировав его мольбу, я вошла под своды арки и оказалась в маленькой комнате с холодными металлическими стенами серого оттенка и минимумом мебели – типичная квартирка для Стального города. Скорее всего, это гостиная: в углу имелся закуток для готовки, и дымилась на крошечной горелке кастрюля. По помещению расхаживала взад-вперед молодая женщина, вид у нее был встревоженный. Она прижимала к груди ребенка – совсем маленького, лет двух-трех, – а тот ревел в голос и сучил ручками-ножками.
Я быстро обернулась и бросила взгляд на Верлена: он замер в нескольких метрах позади меня и очень серьезно смотрел на разворачивавшуюся в комнате сцену, не обращая на меня ни малейшего внимания. Женщина, очевидно, не видела нас, мы всего лишь наблюдали за чьей-то чужой жизнью, только и всего.
