Не знаю как, но я вдруг это поняла…
Женщина дошла до противоположной стены, повернулась к нам, и я разглядела в темных волосах плачущего мальчика белую прядь. Тут все окончательно стало ясно.
– Это случилось давно, – потрясенно пробормотала я. – Все это уже происходило в нашем мире.
– Ну, хватит, прошу тебя, – приговаривала женщина, проходя мимо нас и не замечая. Она повернулась и снова зашагала через комнату, укачивая сына. – Не плачь, перестань… Да, тебе больно, но я не знаю, чем помочь. Прекрати плакать, пожалуйста, от твоих рыданий ничего не изменится…
Казалось, она и сама на грани истерики и вот-вот расплачется.
Я быстро повернулась к Верлену, пытаясь понять, свидетелями чего мы стали. Он страшно побледнел. Впившись взглядом в лицо женщины, он, как зачарованный, ловил малейшие ее движения и в то же время весь напрягся, будто наверняка знал: вот-вот случится нечто ужасное.
– Нет, нет, нет, нет… – выдохнул он едва слышно. Его лицо исказилось от острой, почти осязаемой тоски.
Разрозненные кусочки головоломки окончательно сложились у меня в голове.
Мы оказались в прошлом. В прошлом Верлена. Он и есть тот ребенок на руках женщины, а все происходящее случилось много лет назад.
Мальчуган начал вырываться из рук матери еще отчаяннее, и женщина споткнулась, а потом, потеряв равновесие, упала. Падая, она попыталась усадить сына на стул, чтобы он не свалился вместе с ней на пол, но мальчик кубарем слетел с него, ударился лбом о край стола и завопил еще громче.
Верлен в ужасе охнул и прижал костяшки пальцев к губам, не в силах отвести взгляд от этой сцены.
Слезы на щеках ребенка искрились необычными серебристыми отсветами. Из ранки на его лбу потекла струйка красной крови. Женщина попыталась подняться, опираясь на локти, а потом вдруг резко замерла, глаза ее округлились, остекленели, в них плескался невыразимый ужас пополам с безумием.
Мальчик корчился на полу, его плач стал совсем пронзительным, словно ему было еще больнее, чем прежде, а его мать внезапно вскочила и бросилась в кухонный уголок. Неистовым взмахом руки она сбила с горелки кастрюлю, так что все ее содержимое разлилось по комнатушке, смахнула со стола приборы, а потом схватила нож, которым до этого, очевидно, нарезала ингредиенты для супа.
Затем одним резким движением молодая женщина вонзила нож себе в живот и с силой дернула вверх, распоров брюшную полость.
Из зияющей раны густым потоком хлынула кровь, а женщина упала на пол и замерла.
– Во имя небес… – потрясенно прошептала я.
Ребенок, весь дрожа, подполз к матери, едва не захлебываясь от рыданий. Его руки и ноги разъезжались в огромной луже крови.
Я инстинктивно бросилась к малышу и наклонилась, чтобы поднять его с пола, но мои руки сомкнулись на пустоте.
Растерявшись, я повернулась к Верлену, по-прежнему стоявшему у двери. Молодой человек крепко зажмурился и нахмурился, как будто хотел сосредоточиться. В следующую секунду все вокруг померкло, а еще через мгновение я снова оказалась во дворце, в комнате Тени, в его постели.
За окном занимался бледный рассвет, с трудом разгоняя ночной мрак. Я проворно села в постели, и наши с Верленом взгляды встретились.
Молодой человек все еще сидел в кресле – очевидно, только что проснулся. Горе и скорбь исчезли с его лица, теперь оно дышало негодованием, а еще я видела, что ему очень больно и он никак не может это скрыть.
Впившись пальцами в подлокотники кресла, Верлен прожигал меня гневным взглядом, недвусмысленно показывая, как сильно обижен из-за моего вмешательства в прошлое. Его темные глаза блеснули, по щеке скатилась серебристая слеза.
Внезапно он вскочил и, не говоря ни слова, быстрым шагом вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Я осталась сидеть на кровати, потрясенная тем, что только что узнала. Загадочная связь между нашими сознаниями открыла мне доступ к воспоминаниям Тени.
Ребенком Тень убил собственную мать – во всяком случае, ненамеренно. В результате несчастного случая его чудовищная сила вырвалась наружу и оборвала жизнь бедной женщины.
Несомненно, Тень до сих пор страдал из-за этого трагического эпизода своей жизни. И, вопреки ожиданиям, я не испытывала ни радости, ни удовлетворения при виде мучений своего злейшего врага.
Глава 31
Верлен
Нет, нет, нет… нет!
Не следовало оставлять Сефизу одну, учитывая, что всего несколько часов назад она пыталась выброситься из окна, но мне было необходимо убраться подальше от нее и от ее взгляда, как можно скорее остаться одному.
Я стремительно пересек комнату и выскочил в переднюю, чтобы по возможности максимально увеличить расстояние между девушкой и мной. Закрыв за собой дверь, я поддался невыносимому давлению и уступил этим гнусным человеческим эмоциям, снедавшим мою душу, делавшим из меня жалкое низшее существо, с которым я никак не мог бороться.
Я прислонился к стене, не в силах искать кресло, в котором можно было бы устроиться поудобнее, и, внезапно позабыв о гордости, сполз на пол и подтянул колени к груди, уткнулся в них лбом и вцепился в волосы.
Меня трясло от жалобных неудержимых рыданий, и, будучи не в состоянии их сдерживать, я старался по крайней мере плакать тихо. Я до боли сдавил голову ладонями, стиснул зубы, но душевные муки не утихали.
Всего несколько часов назад у меня совершенно не было воспоминаний о смерти матери. От того трагического происшествия, случившегося в раннем детстве, у меня остались лишь смутные образы и рассказ отца – он поведал мне о том, что, по его мнению, произошло, и о своем логическом выводе касательно моих способностей. Именно после гибели моей мамы Орион понял, каким даром наделен его сын-полукровка.
Итак, выдвинутые им обвинения оказались справедливы. Если раньше я еще позволял себе питать сомнения, надеялся, что имела место ошибка, то теперь эти мечты разбились вдребезги.
Именно на мне лежит ответственность за смерть мамы.
Нет, не так. Я ее убил. Я на самом деле убил родную мать.
Я уничтожил женщину, подарившую мне жизнь, единственную, кто любил меня, несмотря на то, что я был странным, шумным и болезненным существом. Итак, свое первое убийство я совершил, когда мне было всего три года. Очевидно, судьба изначально пометила меня как будущего Палача Пепельной Луны…
Я выпустил всклокоченные волосы и запрокинул голову, уткнулся затылком в стену, стараясь отдышаться, прервать этот нескончаемый, несвоевременный поток слез, нелепый и унизительный. Нельзя было так распускаться, показывать такую слабость пред лицом простого воспоминания.
Это полная бессмыслица. Почему мне так больно? Я ведь много лет знал, что именно я стал причиной кончины своей матери: отец никогда не пытался скрыть от меня правду.
