Я поднял голову и у противоположной стены увидел свою мать – она выглядела в точности как призрак, за которым я наблюдал во сне. Ее полупрозрачный образ стал более ярким и четким, казалось, она вновь обрела плоть и кровь.
– Верлен, – прошептала она. При виде моего жалкого состояния ее лицо постепенно мрачнело. – Мой дорогой сын…
Она направилась ко мне, и я немедленно заставил ее испариться, потому что от потрясения не мог на нее смотреть.
Мне уже давным-давно следовало освободить ее душу. Бестелесное существование, на которое я обрек свою мать после того, что сделал с ней в прошлом, в той маленькой квартирке в Стальном городе – это чрезвычайно жестоко. Рано или поздно мне следовало принять свое горькое одиночество и смириться с ним. Однажды я найду в себе силы отпустить маму. В один прекрасный день перестану вести себя как законченный эгоист и дам ей заслуженный покой.
– Прости, – прошептал я в темноту. – Прости…
Память об этой жестокой сцене, всплывшая из глубин моего подсознания, терзала меня снова и снова, но еще горше мне становилось от осознания того, что, помимо меня, рядом был еще один свидетель.
Сефиза все видела.
Она и так-то ненавидит меня за то, что во мне воплотилось все зло, обращенное на ее народ, а теперь она узнала о самом чудовищном моем преступлении.
– Проклятие, – пробормотал я вполголоса. – Нет…
Я решительно не понимал, почему наша мысленная связь вдруг привела к такому трагическому результату. Каким образом во время моего сна Сефиза вдруг появилась на берегу той речушки и обнаружила осколки моего прошлого? Случайность ли это или я тоже могу очутиться на ее берегу ручья и увидеть ее воспоминания?
В любом случае, я сделал себе мысленную пометку, что не стоит отходить от таинственной реки – вместо того чтобы отправиться в путешествие по удивительному миру лабиринта, мы оказались отброшены в прошлое. Бесспорно одно: наши сознания объединились в этом неописуемом мире, и природа этой связи оставалась для меня тайной.
Нужно во что бы то ни стало взять себя в руки. Я же полубог и не должен проявлять подобную чувствительность в таких вопросах: горе и приступы жалости к себе не должны иметь надо мной власти. Во-первых, это унизительно, а во‑вторых, в высшей степени глупо.
Я еще несколько минут посидел у стены, глубоко дыша, давая себе возможность успокоиться. В конце концов мне удалось осушить слезы, однако воспоминание, свидетелями которого мы с Сефизой только что стали, не отпускало меня, оно упорно вертелось на краю сознания.
Сделав над собой усилие, я встал, выпрямился и решил отправиться в библиотеку. Размышления о том, какие книги отобрать, чтобы с их помощью научить девушку читать, немного отвлекли меня от тьмы, затмевающей мой разум.
После этого проклятого видения Сефиза наверняка станет ненавидеть меня еще сильнее.
Ну и пусть.
В конце концов, она просто человек.
«Всего лишь человек, не забывай об этом».
Важно одно: через эту девушку я могу получить доступ к иной, манящей вселенной, и я не откажусь от этого намерения из-за одного неудачного опыта. Мы заключили договор, и я буду придерживаться условий сделки.
По правде говоря, я намеревался сделать все, чтобы открыть тайну этого удивительного мира, потому что в противном случае боялся утонуть во мраке, окутывавшем мою жизнь до появления в ней Сефизы.
Вернувшись в свои покои – предварительно забрав из библиотеки книги, необходимые мне для выполнения своей части сделки, – я подождал несколько минут перед дверью и только потом вошел в спальню. Необходимость снова предстать перед этой девушкой меня нервировала. Сефиза такая упрямая и порой проявляла такую хитрость, что я чувствовал себя беспомощным перед ней. Я совершенно не знал, чего ждать по возвращении, поэтому буквально опешил, поняв, что комната пуста.
От страха мне показалось, будто у меня в животе образовался кусок свинца. В отчаянии я бросился к окну, открыл фрамугу и стал лихорадочно оглядывать скалы у подножия Собора.
И тут до меня донеслось негромкое журчание текущей из крана воды. Я понял, что Сефиза просто-напросто ушла в ванную комнату – так поступил бы на ее месте любой человек, не имевший возможности помыться на протяжении двух дней.
У меня вырвался протяжный вздох облегчения. Трясущимися руками я медленно закрыл окно. Потом, воспользовавшись отсутствием девушки, положил на кровать платье, которое она просила, поставил на стол поднос с обедом, а рядом положил стопку книг.
Я как раз пролистывал один из принесенных томов, когда в дверях ванной появилась Сефиза. Увидев меня, она подскочила от неожиданности и застыла на пороге – очевидно, удивилась, что я так быстро вернулся.
Мне не следовало так долго смотреть в ее карие, с медно-красными отблесками глаза, но почему-то я никак не мог отвести от нее взгляд. Возможно, виной тому была какая-то перемена в выражении ее лица? Может быть, меня удивило, что на лице девушки я не заметил неприязни и отвращения, которые ожидал увидеть?
Я вдруг вспомнил, как Сефиза бросилась к ребенку, которым я был когда-то, как хотела ему помочь – в ее спонтанных движениях сквозила искренность, хотя было очевидно, что ее действия ничего не изменят, что ни я, ни она не могли повлиять на исход той кровавой сцены. Я на мгновение задумался, почему она так отреагировала. Мне даже захотелось спросить ее об этом.
Потом вспомнил, в какой гнев пришел, проснувшись. Это же именно Сефиза спровоцировала ту галлюцинацию, именно она отдернула завесу, хотя я умолял ее не делать этого. Именно она отыскала у меня в голове это воспоминание и вдохнула в него жизнь, так что давно забытая сцена предстала передо мной в мельчайших подробностях.
Наконец я заставил себя отвести взгляд от лица девушки и внезапно осознал, что на ней нет одежды: она стояла, завернувшись в большое полотенце, край которого обернула вокруг груди. Влажные волосы Сефизы были зачесаны назад, полностью открывая лицо с изящными, гармоничными чертами. Ее длинные темные ресницы затрепетали, губы приоткрылись, словно девушка хотела что-то сказать, но не могла издать ни звука.
В эту секунду я понял: передо мной стоит самое прекрасное создание из всех, что я когда-либо видел… Еще я заметил на ее шее несколько капель воды и внезапно представил, как стираю их кончиками пальцев.
– Это платье для меня, я полагаю? – спросила наконец Сефиза, нарушая неловкое молчание.
Я быстро отвернулся и снова вперил взгляд в книгу, которую держал в руках.
– А для кого еще, как ты думаешь? – ответил я гораздо резче, чем собирался.
Вот болван.
Глава 32
Верлен
Сефиза поспешно забрала платье и снова скрылась в ванной, а я остался один, чувствуя себя до крайности неловко, и это ощущение никак не проходило. Наверное, из-за того, что в комнате ужасно жарко.
