– Она ничего… не сделала! – возмущенно проговорила девушка, которую я держал в объятиях. – Я ничего не сделала!
– Ты ничего не могла сделать, – прошептал я, не зная, что еще сказать. Потом умоляюще попросил: – Уйдем из этого видения, прошу тебя.
Не успел я произнести эти слова, как темные своды галереи исчезли, сменившись серым угрюмым небом, а перед нами предстал результат моей проклятой работы. На этот раз Сефизе не пришлось вырываться: я сам ее выпустил и попятился, ужаснувшись открывшимся мне зрелищем.
Девочка-подросток стояла перед Деревом пыток, судорожно прижимая пальцы здоровой руки к рукаву, покрытому большими бурыми пятнами – из него торчала механическая рука. Остриженные волосы ее слиплись от пота и засохшей крови, она побледнела как полотно, губы посинели. Очевидно, девочка только что вышла из мастерской Гефеста. Запрокинув голову, она смотрела на своих покойных родителей, чьи тела висели на Дереве среди других трупов казненных, на самых верхних ветвях. На острых металлических пиках, пронзивших трупы, до сих пор алела кровь.
Настоящая Сефиза подошла к своему двойнику, запрокинула голову и тоже уставилась на результат моих трудов. Ее юная копия протянула руку и коснулась покрытого кровью железного ствола Дерева. Девочка пошатнулась – сказывались потрясение и только что перенесенная операция – и упала на землю, потеряв сознание.
– Пойдем отсюда, прошу, – снова взмолился я.
Сефиза переступила через неподвижное тело своего юного двойника и повторила жест девочки, но ее рука прошла сквозь бесплотный образ.
Затем она повернулась ко мне. В глазах девушки горела такая дикая злоба, такая сильная ненависть, что тлеющие угли страха в моей душе разгорелись с новой силой, заставив меня содрогнуться.
– Никогда не смогу тебя простить, – мрачно сказала она.
Я знал, что это значит.
Теперь понял, почему Сефиза держала все это в секрете, почему заключила со мной сделку и осталась жить в моих покоях, каковы ее истинные мотивы.
И я был готов смириться с последствиями.
Глава 41
Сефиза
Верлен молча смотрел на меня, и в его взгляде читалось глубокое горе. Он выглядел совершенно растерянным, словно погружение в мои воспоминания далось ему так же болезненно и трудно, как мне.
Или у меня просто разыгралось воображение.
Передо мной стоит убийца. Безжалостный палач.
Такой кровавый убийца, как он, просто не может испытывать угрызений совести.
Кроме того, его переживания мне глубоко безразличны. Они не играют никакой роли.
Я только что заново пережила самые страшные моменты своей жизни, и этот опыт поразил меня, словно удар электрическим током. Именно это мне сейчас и требовалось. Голая, неприкрытая правда предстала передо мной в своем чудовищном обличье. Тела моих родителей, висящие на Дереве пыток, острые металлические шипы, торчащие у них из груди, выражение бесконечного ужаса на их мертвых, застывших лицах.
Отчаяние моего младшего брата, такого юного и невинного… Мальчика оторвали от родного очага и заковали в стальной панцирь, чтобы он мог лучше служить этому монстру Ориону…
Возможно, Тень вовсе не так жесток и кровожаден, как я думала раньше. Возможно, он всего лишь сообщник, инструмент в руках императора и просто исполняет приказы…
Все равно это ничего не меняет.
Он должен умереть от моей руки, или я расстанусь с жизнью в отчаянной попытке отомстить за свою семью. Третьего не дано. Я уже не прежняя глупая трусливая девочка, полностью покорная богам и их капризам, которая доверчиво проглатывала сладкие речи жрецов, рассуждавших о смирении и почтении.
Однако я едва не отказалась от себя нынешней, чуть не предала ту пылающую гневом, горечью и жаждой справедливости девушку, которой стала несколько лет назад. Все потому, что во время тех трагических событий Тень был еще подростком, потому что порой он мог быть милым и заботливым, проявил ко мне сочувствие, обладал неслыханными силами, пугающими и чудесными одновременно, тоже пережил немало страданий. В итоге мое желание убить его притупилось.
Хуже того, в решительный миг мне не хватило смелости и силы воли, хотя случай был в высшей степени подходящий: после того странного приступа в оранжерее Тень был совершенно беспомощен.
Если не начать действовать сейчас, я уже никогда не смогу осуществить задуманное. Верлен снова усыпит снедающие меня горечь и злобу – я в этом не сомневалась.
Кроме того, взглянув ему в глаза, поняла: он видит меня насквозь и догадался, что мною движет. Я не знала, что он со мной сделает, если потерплю неудачу, но понимала также и то, что другой такой возможности никогда не представится.
Нужно покинуть видение раньше Верлена и воспользоваться тем, что мои воспоминания его потрясли. Другого выхода нет. Нельзя упустить эту последнюю возможность.
Мне все равно, живым воплощением какого чудесного феномена является Верлен. Наплевать на эту немыслимую связь между нами. Все это совершенно неважно – главное, месть.
Я закрыла глаза и представила, что оглушительно, во всю мощь легких кричу, вкладывая в этот вопль весь накопившийся в душе гнев – другого способа сбежать из этого призрачного мира я не придумала.
Внезапно я вновь оказалась выброшена в реальность и поняла, что нахожусь в темной спальне, лежу на кровати, щекой на подушке, а все тело расслаблено из-за сна. В тот же миг я сунула руку под подушку и выхватила нож, спрятанный там несколько часов назад.
Затем, не раздумывая ни секунды, я спрыгнула с кровати и подбежала к сидящему в кресле Верлену, надеясь застать его спящим. Высокая фигура в кресле не двигалась, молодой человек сидел, откинувшись на спинку, его руки покоились на подлокотниках.
Лунный свет падал на его лицо, и я вздрогнула от испуга, увидев, что глаза юноши широко открыты. Он бодрствовал и глядел на меня осознанным, ясным взглядом, однако не попытался встать, даже не шелохнулся, лишь безучастно наблюдал, как я заношу над ним зажатый в кулаке нож.
Верлен все понял.
И не пытался меня остановить.
Я стояла вплотную к нему, для устойчивости упершись в сиденье кресла, так что моя нога касалась бедра юноши. Ему достаточно было поднять руку, чтобы оттолкнуть меня или скрутить. На моей стороне был лишь эффект неожиданности, и я только что его лишилась. Очевидно, Верлен вырвался из объятий видения одновременно со мной. В его глазах читалась покорность судьбе…
А еще печаль и бесконечное уныние.
Вот только мною овладели гнев и ненависть, поэтому ничто не могло пробить эту броню, за которой я спряталась.
«Сейчас! Сейчас! Сейчас!» – мысленно закричала я сама на себя.
Я снова вспомнила своих родителей, висящих на Дереве, страх и отчаяние на лице Альтаира.
