– Ай, вай, что, Алексей, случилось? – вынырнул из кустов дядька Влах. – А я ведь за тобой. Не ты потерял?
Торговец держал в руке треуголку.
– Ну, точно моя! – схватился за голову капрал. – Вот ведь, растяпа!
– Иванна-дева смеялась. Сказала – точно, ты забыл. Сказала догнать, вернуть. Заботливая, ага! Верной твоей служанкой будет. Жаль, тоща, а так – красивая, вах! Э-э, откормить бы… Округлилась бы, совсем бы справной стала, да.
– Спасибо, дядько, за треуголку. И Иванне благодарность мою передай.
– Та сам передашь, когда будешь, – пригладив рыжеватую бороду, засмеялся валах. – Э! Думаю, ты уже завтра придешь? Или сегодня к вечеру, нет?
– Да ну тебя, дядько.
– А это кого же повели господа офицеры? Что за парень такой со шрамом? Соглядатай турецкий, поди?
– Да пленный.
– А-а…
* * *
Ночью пленник бежал. А поутру в побеге обвинили Ляшина. И обвинителем выступил Хлудов. Мол, давно приметил, как оба сговаривались – капрал и тот, со шрамом. Видать, турок денег пообещал, вот господин капрал и прельстился. Случаев таких – сплошь и рядом.
– Ах ты ж, сука…
Тут как тут и свидетели! Видели, как Ляшин около подвала с пленниками ошивался… Так ведь и вправду – мимо проходил, искал одного каптенармуса.
Еще и ротный, и господа офицеры…
– А помните, господин капитан, вчерашний случай! Это ведь капрал за турка вступился, как за брата родного. Я тогда и подумал – с чего? Теперь ясно, с чего.
И, самое страшное, в подсумке Ляшина нашли деньги. Турецкие серебряные монеты – акче.
– Думаю, это еще не все, – зло щурился Хлудов. – Думаю, это задаток только.
При таких раскладах пришлось полковнику Батурину поместить господина капрала под арест. До полного выяснения всех обстоятельств.
Капрала разоружили, велели снять портупею, да отвезли на подводе в сарай, в соседнем селении все у той же реки Арджеш. Рядом – почти в таком же сарае пленные турки сидели. Не простые – из числа господ офицеров все.
Ну, некому заступиться было! Суворов далеко – в лазарете, друзья же верные несли караульную службу. Вместо Ляшина Никодим Иваныч был начальником караула назначен. В вину своего боевого товарища они, конечно, не верили, только сделать ничего не могли. Вести расследование поручили ротному, капитану. Да что там и расследовать-то было? И так ясно все. Свидетели есть, доказательства – деньги – имеются. Так что увы, увы…
Арестованный, впрочем, не унывал и в свою судьбу верил. Растянулся в сарае на свежескошенной траве, вытянул ноги да затянул себе песню:
– Я свободен, словно птица в вышине!..
Глава 3
Аланья – Варна
– …Я свободен, я забыл, что значит смерть!
Рингтон этой песенки группы «Ария» был поставлен у Ляшина на смартфоне. Вот сейчас и зазвонил, разбудил – не к месту…
– Але? Ой, Коля… Какие, к черту, вебинары? Я в Турции, что ли, забыл? Да ты там оглох, что ли? Ну, не могу я громче… Впрочем, сейчас.
Осторожно, что не разбудить спящую рядом девчонку, Алексей соскользнул с кровати и прошлепал на балкон. Уселся на пластиковый стул, глянул на море – синее-синее, сияющее жарким южным солнцем. Ах, красота! Так бы тут и жил, не уезжал бы. Вебинары, блин…
– Что-что? План воспитательной работы? Сдавал, в сентябре еще. Ну, в конце. Мы на нем еще колбасу резали… Так я же тебе в электронке послал! Не, колбасу не в электронке… В почте-то посмотри. Ну, недели три назад, да. А вебинары, уж извини… Ладно. Привезу что-нибудь. Магнитик, да… И тебе не кашлять.
Распахнулась дверь и на балкон заглянула девушка лет двадцати, в короткой майке и узеньких голубых трусиках. Проснулась уже…
Молодой человек улыбнулся, погладил девчоночку по загорелому плечику:
– Что не спишь-то?
– С тобой поспишь, как же! – усевшись напротив Ляшина на такой же пластиковый стульчик, юная красотка взяла со столика пачку сигарет и, щелкнув зажигалкой, с наслаждением затянулась.
Алексей неодобрительно хмыкнул.
– Да бросаю, я бросаю, – девушка прикрыла глаза – большие, серо-голубые, блестящие. Вообще-то, да – красотка, каких еще поискать – стройненькая, длинноногая, с упругой грудью и роскошными темно-русыми волосами, разметавшимися по плечам. Звали ее Катя, Катя-Катерина. Премиленькое личико, и трогательная такая родинка над верхней губой, слева.
– Бросаю, бросаю, чес-слово! – Катя вытянула загорелые ноги, потянулась, как кошечка, да, глянув на море, вздохнула. – Эх, жаль, три денька осталось. Всего.
– Не всего, а – целых три дня! – подойдя, Алексей погладил девчонку по голове, помассировал плечики… рука еще скользнула зазнобе под маечку, лаская грудь с быстро твердеющим сосочком…
– У-у-у, что ты делаешь? – притворно рассердилась красотка.
– Маечку с тебя хочу стянуть!
– Только маечку?
– Нет, не только…
Встретились, слились в глубоком поцелуе губы… словно бы проскочила искра… Снятая маечка полетела на стул…
Алексей подхватил деву на руки, понес…
– Нет, нет, – жарко зашептала та. – Давай прям здесь, на балконе…
– Как скажете, мадемуазель!
Опершись на перила балкона, Катя-Катерина выгнулась, и молодой человек, грозно зарычав, снял с нее трусики. Улыбнулся, целуя подружке спинку…
– Красота-то какая! Лепота…
Девушка закусила губу, прикрыла глаза… застонала…
И впрямь – красота!
А ведь еще неделю назад…
* * *
– Коль, я тут путевки разведал. Горящие! Шесть дней – семь ночей. Двадцать тысяч.
– Ой, Лех, не могу я!
– Аланья. Четыре звезды! – Ляшин продолжал соблазнять руководителя.
Коля – Николай Иваныч Кошкин, директор муниципального учреждения дополнительного образования «Детский креативный центр», увы, на все уговоры нынче не велся. И не потому, что не хотел.
– Понимаешь, теща приезжает…
– А, ну, если теща-а…
– Ты Крынкину-то предложи…
– Да предлагал уже. Денег, говорит, нету!
– Совести у него нет, а не денег! В «Навигаторе» шаром покати! Не, Крынкин пусть тут сидит, работает. Вот Клим если…
Клим… Клим – это был вариант. Крынкин, Клим, еще пара девчонок – это все были друзья-подружки Ляшина, коллеги по работе в Центре. Педагоги допобразования, люди по нынешним меркам не бедные. А с чего им бедным-то быть, коли постоянно принимали участие в различных конкурсах регионального, федерального и даже международного уровня. Занимали призовые места и отхватывали немаленькие премии из фонда материального стимулирования, за который частенько вспыхивали самые настоящие битвы! Ну, с этим-то все понятно – дружба дружбой, а табачок врозь!
