– И почему же так? – Алексей удивленно приподнял брови. – Вроде бы наоборот должно бы.
– Все деньги.
– Деньги?
– Видишь ли, все христиане платят особый налог в султанскую казну. Потому, чем меньше христиан – тем меньше денег. Нет, если ты хороший воин или врач, или там, оружейник, пушкарь, то принять ислам – запросто, но простым людям – нет.
– Однако…
Однако умная девочка! Много чего знает и поясняет вполне доходчиво. Вон, даже глазки засверкали!
На ночлег расположились в общей опочивальне. В связи с войной постояльцев оказалось немного, так что, можно считать, ночевали одни, вольготно расположившись на постеленной на пол кошме. Еще было двое купцов из соседнего городка Базарджика, те заняли верхнюю комнату, куда велели подавать и ужин. Нелюдимы какие-то. Угрюмые, горбоносые, похожие, словно родные братья… Так, может, это и были братья. Может… черт с ними, да… Однако у обоих за поясом кинжалы в сафьяновых ножнах! Не особо заметно под накидками-фередже, но… Христианам же не полагается носить оружие, по крайней мере так говорила Бояна… Странные купцы. Хорошо, что поднялись к себе, ушли.
За день большой глинобитный дом – караван-сарай, как говорили турки – нагрелся на солнце, было не просто тепло, а как-то и душновато. Особенно после того, как поели.
Цыганистый болтун – звали его Рошко – попытался было распахнуть дверь, но тут же получил затрещину от кого-то из возниц.
– Тю! Посейчас все тепло выпустишь – как бы не замерзнуть ночью.
Прав был погонщик, прав – ночи-то уже стояли холодные, осенние. Градусов десять-пятнадцать.
– Ну, давай, зачинай, Рошко! – подложив под голову котомку, распорядился приказчик.
О, этого парня не надо было упрашивать долго! Тут же уселся у двери, скрестив ноги. Свернул глазами:
– Ну-у, слушайте. Было это в старину, когда и нас с вами, и наших дедов не было. Сошлись на Косовом поле два войска…
Так и уснули – под рассказ Рошко. Захрапели все: возчики с помощниками – почти сразу, приказчик еще поворочался… Рассказчик тоже умолк, растянулся на кошме…
Смежил веки и Алексей… да вдруг услышал рыдания. Приглушенный плач. Повернулся, погладил девчонку по голове, шепнул:
– Ну, не плачь. Что ты! Понимаю – тяжело…
– Тяжело, – согласилась Бояна. – Как там отца похоронят? Где? И когда еще я буду в Варне? Может быть, никогда… Ах, отец, отец…
Девушка уткнулась Алексею в плечо, и тот осторожно погладил ее по спине. Хорошо, что все спали одетыми, лишь сняли плащи, обмотки и обувь…
Тишина стояла кругом, слышно было, как спрыгнул с лестницы кот, пробрался на кухню, сверкая во тьме зелеными, как светофоры, глазами.
– Тсс! – девушка вдруг встрепенулась и приподняла голову. – Слышишь?
– Что?
– Ну, вот это… Шепот, шаги… Ты говорил про купцов с кинжалами… Смуглые, горбоносые?
– Ну да, – шепотом отозвался Ляшин.
– Это не христиане, – Бояна дернулась. – Я видела их на заднем дворе, еще до темноты. Они молились!
– Ну, молились, и что? Мы тоже…
– Ты не понял! – резко возразила девчонка.
Как она все же похожа на Катю! Мало того что одно лицо, так и голос, и манеры схожи. Катерина вот точно так же дергала шеей. И нервничала, когда ее не сразу понимали.
– Они расстелили коврики и клали поклоны в сторону Мекки, – все же пояснила Бояна.
– Значит, это мусульмане, – спокойно согласился молодой человек. – И что с того? Они не могут ночевать среди христиан?
– Да могут… Только – с чего бы им шептаться-то? Точно таятся кого…
– Так это, чтоб нас не разбудить!
Бояна хмыкнула:
– Ой ли? И с кем это они там шепчутся? Надо бы пойти взглянуть… Мне одной страшновато как-то.
Вместо ответа Ляшин поднялся на ноги и подал девушке руку. Вытянутое в длину помещение опочивальни освещалось лишь желтоватым огоньком лампадки, висевшей в углу, под иконой святого Николая Мир-ликийского. Осторожно, чтобы не разбудить спящих, и, не дай бог, не наступить кому-нибудь на руку, молодые люди пробрались к выходу и приоткрыли дверь. Их появление во дворе вовсе не должно было вызвать какие-то подозрения: мало ли, может, животы прихватило, или тоже вдруг собрались уехать. Да просто за волами приглядеть, подкинуть в ясли сена! Да и вообще – приглядеть за возами. А то шастают тут в ночи всякие!
– К волам и пойдем… – осматриваясь, шепнула Бояна.
Ночь была темной, лишь узенький серп месяца освещал двор. Хотя где-то далеко за лесом уже брезжил рассвет, высветливая край неба.
– Вот они! – девушка подошла к телеге и обернулась. – Стоят у летней кухни. Нас заметили, да. Замолчали… Вот что! Ты повозись здесь, а я подберусь, послушаю.
Ляшин чуть не поперхнулся. Подберется она… Ну, авантюристка! Такая же, как и Катерина. Да постой же!
– Давай-ка, лучше я!
– Ты знаешь турецкий?
Молодой человек хотел было схватить Бояну за руку, удержать, да куда там! Вот ведь какая своевольная… А ведь выглядела тихоней и плаксой!
Делая вид, что поправляет рогожку, Ляшин напряженно вслушивался в ночную тишь, нарушаемую лишь писком мышей да хлопаньем крыльев какой-то ночной птицы. Да еще стражники перекрикивались на башнях.
– Истанбу-у-ул!
– Изми-ир!
– Эдирн-е-е! – доносилось издалека.
Показалось, или и впрямь стало светлее? Похоже, да – на востоке уже алела заря, оттеняя чернильную синеву неба.
Молодой человек обернулся, прислушался… Да, с летней кухни вновь донеслись приглушенные голоса…
И кто-то снизу вдруг ухватил за ногу! Ляшин отпрянул…
– Тсс! Это я же!
– Бояна! Ты…
– Пойдем… – девушка сверкнула глазищами. – Сейчас вот зададим волам сена и спокойно уйдем. Ни от кого не скрываясь.
Так и сделали. Набросали волам сена в ясли да пошли себе, никого не боясь. Переговаривались и негромко смеялись!
– Смотри, какая луна! Как ятаган.
– Да ничуточки не похоже!
В опочивальне Бояна некоторое время сидела молча… Потом разбудила приказчика.
– Там, во дворе, турки. Двое. Притворяются купцами.
– Турки? Притворяются?
– Тсс! Они говорили о нас. Кто-то из местных слуг рассказывал о том, куда мы едем. Зачем им знать? Почему шепотом, ночью?
* * *
Утром отправились в путь. Рано, по росе, едва только посветлело, едва поднялся над пряной осенней травой золотистый край солнца.
Бояна рассказала Серкану о странных купцах и об их ночных разговорах. Предупредила – не разбойники ли?
