Разбойник упал, выронил саблю… И тут же прыжком поднялся на ноги! Выхватил из-за пояса ятаган, бросился на обидчика! Хорошо, Алексей успел подхватить упавшую саблю!
Хорошо-то – хорошо, да ничего хорошего! Фехтовать-то Ляшин не умел, никогда этим не занимался. Сабля – убойное оружие, а ятаган – по сути просто большой нож, правда идеально сбалансированный и отточенный, но против сабли…
Алексей успел взмахнуть клинком лишь раз… Кривоногий хищно сузил глаза. Сверкнул ятаган… и выбитая из рук Алексея сабелька улетела в густые кусты!
А лиходей же… Вдруг осел, держась за грудь. Синяя рубаха его окрасилась кровью, казавшейся здесь, в лесной полутьме черной, как деготь.
Ляшин обернулся…
Позади маячили Бояна с Никодимом. Похоже, девчонка-то нож и метнула. Ну да, она…
– А где вообще разбойники-то? – удивленно повел глазами молодой человек.
И впрямь, кроме этого кривоногого у повозок больше никого не было! Не размахивали саблями коварные лиходеи, не прыгали вокруг телег, не хватали мед и рыбу…
– Им наше добро не нужно, – Серкан напряженно осмотрелся и сплюнул. – Тем более за нами сипахи едут, я видел. Боюсь, дело гораздо хуже.
– Да куда уж хуже-то?
Около мертвого Тимофей уже хлопотал Никодим Иваныч. Закрыл покойнику глаза, уселся горестно рядом, перекрестился:
– Упокой, господи, душу раба твоего…
Позади, на дороге, послышался топот копыт – из орешника показался отряд сипахов во главе с бравым офицером-эфенди, одетым, как франт: коричневый приталенный камзол с золотым шитьем, небрежно наброшенный поверх кирасы, темно-голубой тюрбан, юфтевые синие сапоги, длинная, с золотым эфесом, сабля, и за поясом – два пистолета. Красавец-парень – худощавый, с узким белым лицом, щегольскими усиками и рыжеватой бородкой. В левом ухе – золотая серьга с крупным зеленым камнем. Изумруд? Или попроще что?
– Что случилось? – тут же прояснив, кто перед ним, франт повторил свой вопрос по-болгарски, да сам же ответил: – Похоже, на вас напали разбойники. Сколько их было?
– Да мы и не видели толком никого, господин, – поклонившись, честно признался Серкан. – Вот наша подорожная. Часть моих людей, как видно, погибла, или…
– Ваши люди… Сколько? Кто? – деловито уточнил турок. Остальные сипахи молча гарцевали рядом. Совсем небольшой отряд. Всего-то дюжина человек – разъезд.
– Да… – приказчик раскрыл было рот и тут вдруг увидел выходящих из лесу погонщиков. – Все вроде целы… Кроме… А где ребята? Помощники где?
– Так они во-он к тому дубу рванули… Может, прячутся до сих пор.
– Вы бы велели потрубить в трубу, господин лейтенант! – с поклоном улыбнулась Бояна.
Эфенди нахмурился:
– Молчи, бача! Сам знаю…
Повернулся, щелкнул пальцами… Один из сипахов вытащил из-за пояса сверкающую трубу, приложил к губам, заиграл какой-то победный марш!
Из лесу никто не явился…
– К дубу, говорите? – турок спешился, его примеру последовали еще четверо. – Пойдем-ка, глянем…
У старого раскидистого дуба что-то произошло. Примятая трава, раздавленные желуди, следы копыт… даже обрывки веревки!
Эти-то обрывки и привлекли внимание эфенди. Наклонившись, щеголь лейтенант поднял веревку, понюхал, едва ль не попробовал на вкус…
– Морская веревка… Такой обычно вяжут пленных.
– Так я и знал, господин лейтенант, – горестно вздохнул Серкан. – Не за медом они явились и не за рыбой. За людьми!
– Ну да, это людокрады, – эфенди согласно кивнул и что-то крикнул своим. Распорядился.
– Поиск мы сейчас проведем, но… вряд ли кого поймаем. Это – шайка Кривого Абдуллы. Он вырос в этом лесу. Искать разбойников здесь бесполезно.
– Кривой Абдулла… – удивленно протянул приказчик.
– Вы что же, о нем не слышали?
– Ну… так… Что-то болтали люди.
Ах, права оказалась Бояна, права! В одном слегка ошиблась – не простые разбойники, а людокрады! Не на мед да сушеные рыбу позарились – на молодых парней. Продать их можно было контрабандой, тайным работорговцам, что не брезговали никаким живым товаром, даже из числа подданных его величества султана Абдул-Хамида, да продлит Аллах его годы.
Надо отдать должное, командир сипахов тщательно записал приметы украденных подростков, обещав передать их на ближайшем постоялом дворе – стражникам или янычарам.
– Как хоть еще и тебя не украли, – прощаясь с эфенди, Серкан глянул на Бояну.
– Так я же не одна была, – девушка с признательностью глянула на Алексея. – Вон, с какой защитой!
– Ты и сама хоть куда защитница! – мрачно усмехнулся Ляшин. – Где так ножи метать научилась?
– Научилась… – девчонка отвела глаза. – Хочешь, тебя научу?
Вообще – да! Умение владеть оружием – холодным и огнестрельным – в эту эпоху было бы явно не лишним, вполне пригодилось бы. Что там махать кулаками против того же ятагана или сабли?
Кроме Тимофея, злодеи убили одного из погонщиков, тоже христианина. Обоих похоронили в Базарджике, у небольшой церкви. Совсем-совсем небольшой, низенькой! По законам Османской империи христианские церкви не должны быть выше ближайшей мечети (без учета минаретов). А единственная мечеть в городке оказалась уж очень приземистой. К слову – это все касалось и синагог, и, наверное, буддийских храмов, ежели бы последние здесь имелись.
Отпев покойников, батюшка, как смог, приободрил обозных:
– Что уж тут поделать, братие! На все воля Божия.
Ну и что было делать? Здесь же, в Базарджике приказчик нанял еще одного погонщика и двух помощников – уж сколько смог отыскать. Все трое оказались довольно молодыми людьми, православными, как и многие здесь, в Болгарии… или – Добрудже, как называли свою провинцию турки.
– Интересно, отыщут наших парней? – усевшись на телегу, негромко промолвил Ляшин. – Есть хоть какая-то надежда?
Бояна улыбнулась:
– Какая-то – есть. Если местная стража не в сговоре с Кривым Абдуллой или работорговцами. Правда, тогда есть надежда на янычар.
– Дай Бог, отыщутся.
– Дай Бог…
После Базарджика резко свернули на север, на тракт, ведущий к Кючук-Кайнарджи и Силистрии. Все холодней становились ночи, все больше появлялось зеленых и красных листьев. Красиво! Но по ночам – холодно.
Дорога вела меж холмами, поросшими буком и ясенем, а к исходу второго дня вскарабкалась на плато. Часто встречались военные – янычары, сипахи, пехота-левенды и даже артиллеристы-топчу. Большинство орудий были железными и крупных калибров, судя по всему – очень тяжелые. Бедолаги лошадки еле-еле тащили, тем более что вся упряжь была неудобной, веревочной.
