– Х-ха! Вы не боитесь произносить это имя? Недим… Могут не так понять. Ахмет-эфенди – Аллах ему судья – восхвалял любовь к юношам. Впрочем, кто его здесь читал? Х-ха! Однако не ожидал. Приятно! Прошу на мою кошму…
Немного погодя перебрались на крышу. Там накрывали террасу особо – для тех, кто мог себе позволить некоторые излишества. Ненавязчиво играли музыканты – тамбурин, лютня, флейта. Повсюду – в горшках и каменных вазах – переливались всеми оттенками радуги великолепные тюльпаны.
– Какие красивые у вас цветы! Просто замечательные.
Хозяин постоялого двора лично контролировал слуг. А те таскали яства! А чего ж? Поэт угощал поэтов. Ну да, ну да – казенный курьер Дели-Барыш, оказывается, тоже писал стихи. И не только писал – издавался в придворной газете!
– Ва, Аллах! Неужели так? Неужели такое возможно, что мы… Мы за одним столом с поэтом сидим!
– Вы же сказали, что и сами пишете?
– Увы, пока что очень мало. Стесняемся.
– Ничего, парни. Это скоро пройдет. Эй, трактирщик! Вина! И пусть гурии сегодня танцуют для нас… И если вдруг из гурий найдется какая-то рассерженная кошка…
«Рассерженную кошку» доставили ближе к вечеру – Исмаил-бей раньше не смог. Избитая, с яростно сверкающими глазами, она сразу же вызвала у курьера большой интерес. Однако Дели-Барыш все же приказал хозяину отвести деву в покои.
– Ночью развлекусь. Пока же… пусть здесь говорят поэты!
Так и прогулеванили до утра. Сомневались насчет вина – грех ведь, да новый знакомец успокоил. Воинам в походе, мол, можно. Ну и поэтам – в лечебных целях. Так, по чуть-чуть…
По чуть-чуть – вышло три кувшина. По кувшину на брата.
– Однако-о! – Исмаил-ага удивленно поцокал языком. Впрочем, без осуждения. Поставленную задачу племянники выполнили на «ура». Время было!
– Ну, что уши развесили? Давайте-ка за работу. Да, Али! А Ибрагим где?
– Девчонку сопровождает. Ну, надо ее ведь вернуть хозяину, соседу.
– Ага, – удовлетворенно кивнул хаджегян. – Значит, не замучил ее курьер?
– Не, не замучил. Она сама, кого хочешь, замучит. С нами всю ночь пила и плясала. А с Барышем пару раз удалялась, да. Ненадолго. Потом снова пила. Напилась – упала. Вот Ибрагим ее и… Да, дядюшка, не сомневайся – доставит.
– Да кто бы сомневался-то?
* * *
Казенный курьер Дели-Барыш попросил доставить отчет к вечеру. Уехал же следующим утром, причем на оставшуюся ночь девок не звал и не гулеванил, а просто спал. Высыпался и приводил себя в должный порядок.
Зато гулеванили конторские, благо повод имелся. Гуляли прямо на работе, в «присутствии». Вина, правда, не пили, зато курили кальян и окосели изрядно.
Юным писцам – Мураду с Орханом – особо курить не давали, зато остальные отрывались вовсю. Кого-то пробило на смех, кого-то – на сон, а начальника – на нравоучения.
– Ты, Али-Урус, умен, и меня, прямо сказать – выручил. С этим вот отчетом выручил, да. С твоими способностями вполне можно сделать карьеру. Да не отмахивайся. Лучше послушай, что старшие говорят!
Правду говорил Исмаил-ага. Карьеру можно сделать было. Дети чиновников с младых ногтей посещали с отцами контору, изучали все тонкости. Если в дальнейшем места для них не было, начинающие бюрократы несли службу, так сказать, внештатно, а потом назначались на место умершего отца. И так – из поколения в поколение. Родственники и свойственники. Семейный подряд.
Большинство чиновников империи были по происхождению турками, однако имелись и не турки, и даже не мусульмане – девширме, правда, мало. С течением времени число грамотеев из семейного подряда расширилось настолько, что каждый год власти стали менять кадры, проводя назначения вахтенным методом: чиновник отрабатывал год, после чего переводился в «запас», а через год снова приступал к активной службе. Плохо было лишь то, что в «запасе» не имелось никакого материального обеспечения.
– Мы ведь можем до конца жизни служить, – «на пальцах» объяснял Исмаил-ага. – Как вот, к примеру, великий и славный Гёйнюклю Ахмет-эфенди! Уже около сорока лет – да! – ведет он дела в канцелярии Хазине-и-Бирун. Да много таких! Так и ты можешь. Особенно, если примешь нашу веру. Если хочешь, я завтра же поговорю с муллой.
Услыхав такое, Ляшин едва не подавился сыром. Принимать ислам он как-то не планировал. Тем более – обрезание делать надо.
Однако начальству Али-Урус не возражал, а терпеливо слушал, вникая в устройство имперской власти. Чиновничий аппарат Османской империи (она же именовалась на искаженно французский манер Блистательной или Оттоманской Портой, от выражения «блестящие двери») возглавлял великий визирь, второй человек после султана. Огромная власть, правда, отнюдь не всеобъемлющая. К примеру, великий визирь не занимался духовными делами.
Великий визирь возглавлял «совет министров» – Диван, куда входили другие визири, у каждого из которых имелись свои полномочия, своя зона ответственности. Например, визирь-кийяши занимался делопроизводством, реис-эфенди был министром иностранных дел, капудан-паша заведовал флотом, а чауш-баши – полицией.
Кроме визирей и духовенства были еще более мелкие чиновники с разным статусом и обязанностями. Все они считались рабами султана. В Османской империи не было дворянства, благородного сословия как такового. Сын генерала или губернатора – паши – не становился после смерти отца пашой. Все должности давались за определенные заслуги, а доход зависел от места службы. По мнению Ляшина, это было весьма справедливо.
* * *
Каждый день, после работы, Алексей отправлялся на реку – удить рыбу. Как раз в это время начинался намаз – вечерняя молитва, которую, по правилам ислама, нужно было закончить до захода солнца. Все правоверные молились, иные же занимались кто чем – как вот Ляшин рыбалкой.
Церкви в Туртукае не имелось, как не было и синагоги. Не потому, что турки не разрешали – слишком уж маленький городок, христиан там проживало немного, а евреев – всего три семьи. К идущему с удою русскому постепенно привыкли, многие даже приветствовали, а кое-кто и шутил:
– Э, урус, ты бы лучше сеть взял! Да нанял бы челн.
– Да мне с удой милее. Спасибо, конечно – тешеккюр эдэрын!
Мальчишки из «присутствия», Орхан с Мурадом, провожали «коллегу» завистливыми взглядами, но следом не шли – молиться-то кто будет? Пытались, правда, спуститься к реке уже в сумерках… Да, поди там, хоть кого-то найди. Кругом буераки, утесы, заросли…
– А ты бы, Али-Урус – у мосточков.
– У мосточков рыбаки все выловили!
– Тогда – в омутке, напротив утеса.
– В отмутке клева нет!
– Ой… все тебе не так! Ты, верно, просто нас брать не хочешь?
– Тю! Была нужда места рыбные выдавать! Пока, офисный планктон, не кашляй.
