Алексей удивленно покачал головой:
– К чему такие сложности?
– Это – женское оружие, – девушка убрала ножницы за пояс, вернее – подвесила на особой цепочке. – В гареме ведь ножи и кинжалы запрещены.
– Ах, да, да… Ладно, пойду я.
– Удачи тебе, Алексей. Так ждем…
* * *
Во дворе уважаемого хаджегяна Исмаила-аги собрались все обитатели дома… и русские солдаты во главе с самим ротным – франтоватым капитаном с обычной русской фамилией, кою все постоянно путали. То ли Иванов, то ли Петров, то ли Сидоров. Ой, нет – Цветков! Имя такое еще было затейливое… тоже все забывали, да и к чему – ротный и ротный. Господин капитан или ваше благородие. К чему в армии фамилии-имена?
Ах, да – Елизар! Елизар Цветков – вот как франта-то петербургского звали, из самой столицы за дуэли сосланного… но командир бравый, боевой, и человек справедливый – за то ротного и уважали.
Кроме ротного, еще были все свои из полуроты – плутонга – и даже из ляшинского «взвода» – тот же Никодим Репников.
– А, капрал! – узнал ротный. Еще бы не узнать – именно капитан и заведовал приемом «огненной азбуки». – Так это ты здесь, значит, проживал? Что за люди? Сразу их расстрелять или пусть живут себе?
– Да пусть живут, вреда от них нету.
Турки молча стояли, переминались с ноги на ногу, гадали: убьют или жить позволят? Исмаил-ага в порванном плаще, старшие писцы – Али с Ибрагимом, мальчишки. Все бюрократическое воинство!
Глянув на бывших своих коллег, Алексей вдруг улыбнулся и подмигнул испуганному Мураду:
– Ну что, братцы, задумались? Будете теперь под Россией жить… как раньше под Стамбулом жили. Веру вашу менять никто заставлять не будет. Хотите Аллаха, мечеть – пожалуйста. Что же касаемо государственной службы… Добрые чиновники и российской канцелярии пригодятся!
Махнув рукой, Алексей обернулся на ротного:
– Так я говорю, господин капитан?
– Так, так, подтверждаю, – ротный засмеялся и, подкрутив усы, добавил уже несколько тише – для своих и для Ляшина: – Ты, капрал, лучше водки найди… ну, или вина какого-нибудь. Подпоручика твоего обмывать будем… иди даже бери выше – поручика. Там сам господин генерал-майор наказывал… Ну а с этими… Пускай пока живут себе. Понадобятся – вызовем.
– Живите, – глянув на турок, рассмеялся Алексей. – Пока свободны все. А вас, Штирлиц… А вот тебя, Мурад, я попрошу остаться!
С мальчишкой говорили с глазу на глаз. Уселись в укромном местечке, у бани. Ротный даже караул приказал выставить – чтоб случайно не помешали. Мурад сначала боялся, а потом ничего, очень даже разговорился, особенно, когда понял, что Али-Урус зла на него не держит, не гневается.
Что знал, рассказал, ну, а чего уж не ведал – увы. Главное Ляшин и капитан уяснили – по всему выходило, что Рауль Мустафа-бей был здесь главным турецким шпионом, резидентом, если уж можно так сказать. Иванну-Ивонну Мурад раньше не видел, что и понятно – женщины-мусульманки лица свои никому, окромя родного мужа, не показывали. Не имели такой дурной привычки, держали себя в скромности.
– Кроме Туртукая, он еще какие-то города называл? – поинтересовался ротный. – Ну, может быть, случайно или звал туда соглядатаем?
Мальчишка задумался:
– Ну-у, звать – покуда не звал… А вот разговор заводил. Мол, нет ли у меня знакомых иль родичей где-нибудь в Силистрии, Кючук-Кайнарджи, Гирсове…
– Только про эти городки говорил? – дотошно уточнил капитан. – А про Негоешти, Журжу – не спрашивал?
– Не-е, про эти не спрашивал.
– Ага, – понятливо покивав, ротный перевел взгляд на Ляшина. – Значит, на нашей стороне мальчишку использовать не собирались. Только здесь. Ладно…
Отпустив Мурада, капитан Цветков еще долго расспрашивал капрала о турецкой жизни, о работе в канцелярии, о том, как тут все вообще.
Алексей отвечал обстоятельно, не торопясь, а турецкое «присутствие» вообще описал во всех забавных подробностях, так, что ротный смеялся до слез.
– Курьер, говоришь, казенный? Срочно! Важно! Вчера?! А они отчеты верстами шпарят да знай себе врут… Ну-ну! У нас, кстати, точно так.
* * *
Относительно дальнейших планов главнокомандующего графа Румянцева в суворовском полку никто ничего не знал. Армия Румянцева в ходе наступления разбила полевую армию противника во всех боях, однако не смогла развить успех и взять важную турецкую крепость Силистрию. Румянцев вынужден был отвести войска обратно за Дунай, оправдываясь нехваткой сил и недостатками снабжения.
Что же касаемо Александра Васильевича Суворова, то Румянцев перевёл его в резервный корпус – «чтоб излишне не геройствовал», а затем назначил комендантом в Гирсово, город, занятый русскими на правом берегу Дуная. Туда же последовал и весь Астраханский полк, и казачки-донцы тоже.
По прибытию в Гирсово Александр Васильевич принялся укреплять местную крепость, а в небольшом отдалении от нее, в устье неширокой речки Боруй, на возвышении, велел строить временные укрепления из земли из всех подручных материалов – шанцы. Укрепления получили заковыристое название «Московский ретраншемент» и должны были прикрыть переправу. Другие подходы к гирсовский крепости – или, как именовал сам генерал-майор – замку, прикрывали редуты – отдельно стоящие укрепления сомкнутого вида, вполне серьезные, с валом и рвом, предназначенные для круговой обороны.
Под команду Суворова поступили Первый Московский и Выборгский пехотный полки, а также еще один отряд казаков, на этот раз – запорожцев. И все равно – сил было маловато! Говорили, что старый граф (Румянцев) всегда был скуповат на подкрепления, по примеру прусского короля Фридриха стремясь достигать успеха наименьшими силами.
Правда, все же послал на подмогу бригаду Андрея Милорадовича. Сам Милорадович в те дни хворал, и его замещал грузинский князь полковник Давид Мачабелов, отличавшийся недюжинной храбростью на поле боя.
Всю присланную помощь – два пехотных полка, три эскадрона гусар, артиллерию – Суворов разместил на правой стороне Боруя, создав манёвренный резерв.
Солдаты зря времени не теряли, все время что-то строили, учились взятию крепостей. Все это Александр Васильевич контролировал лично – «Тяжело в учении – легко в бою!» – так, и никак иначе.
Что же касаемо новопроизведенного поручика Алексея Ляшина, то в Гирсове для него нашлась несколько иная роль, впрочем, давно лелеянная Суворовым.
Командующий, а ныне – комендант, занимал в Гирсове просторный турецкий дом, куда Ляшина и вызвал. Нижний этаж дома был сложен из камня, а верхний – из дерева. По всему второму этажу выделялись выступающие балконы, по-турецки именуемые джумбалар, из-за этого жилые помещения становились более просторными.
Подходя к дому, Алексей машинально глянул в окна, а затем, передав письменное приглашение часовым, прошел во двор, куда выходило большинство окон. Посреди двора бил небольшой фонтан, рядом с которым в тени располагалась резная беседка. Именно там и расположился Суворов. Именно туда и провел посетителя суворовский порученец дюжий рыжебородый казак Епифан, хорунжий.
