– Я шила его у того же портного… Ах, может, и я тоже – подозрительная?
– Ты – милая, Рашель!
– Какие приятные слова… Как жаль, что в Порте не приняты балы. Я так хотела потанцевать с вами… с тобой… Ах, Рауль, друг мой…
Подвинувшись к гостю как можно ближе, красавица заглянула ему в глаза – непозволительная вольность! Впрочем, не для свободной вдовы. Словно само собою платье сползло с левого плеча… обнажив грудь…
– Ты красивая, Рашель…
Склонившись, Мустафа-бей накрыл губами твердеющий аппетитный сосочек…
– Сними с меня платье, Рауль…
Легко сказать!
Бедняга запыхался, пытаясь развязать стягивающие корсет шнурочки – больно уж много их было.
– Турецкая одежда как-то больше приспособлена для любви… Как-то все быстрее…
– О, не торопись, друг мой… Не торопись…
Вот, наконец, обнажилась спина… шурша, упали на пол юбки…
* * *
Подойдя к двери «синей» гостиной с подносом, Бояна в нерешительности остановилась. Доносившиеся из комнаты звуки красноречиво свидетельствовали о том, что присутствие там кого-либо еще будет сейчас явно лишним…
Зато можно было просто постоять под дверью, не вызывая подозрений. Мол – жду. Не век же они там кувыркаться будут? Начнут и говорить… Не обязательно по-французски, хоть и говорят, что это – язык любви.
Ага! Вот мужчина что-то сказал по-турецки… Госпожа Рашель ответила… Бояна навострила уши…
– Что-то я давно не видела Ивонну…
– Она занята нашим другом…
– Ах да. Тот неопрятный толстяк. Круглов.
– Нет… Тем, что в небольших чинах. Дело важное, абы кому не поручишь.
– Ты так ее ценишь?
– Не ее, а его.
– И все-таки… Если бы нужно было выбирать – я или Ивонна… Ты бы кого выбрал? Извини, я настолько уже обнаглела… Потому что пьяная от любви!
Послышался мужской смех… поцелуи…
– Милая Рашель, ты забыла, я ведь уже говорил. Я – турецкий вельможа! Уважаемый человек. Пора мне и жениться уже. Сколько жен я могу иметь? Уж точно не одну. Возьму вас обеих. Если вы захотите, ага.
Важный тип в небольших чинах. Предатель. Служанка запомнила и, набравшись нахальства, постучала…
– Это ты, Тамия?
– Я принесла вино.
– Давай!
Дверь приоткрылась – голая Рашель лично взяла поднос…
– У нас нынче будут гости. Вечером, ближе к ночи. Начинайте готовить с тетушкой Салимой. И да, пусть Аббас уже начинает топить.
* * *
Гости явились вечером, как стемнело. К тому времени Мустафа-бей уже покинул гостеприимный дом госпожи Рашель, сама же хозяйка переоделась в привычное турецкое платье. Впрочем, черт ее знает, что ей было привычней.
Визитеров было двое. Один – здоровенный бугай с рыжей бородой и длинным кинжалом за поясом – здорово походил на разбойника, второй…
Второго Бояна узнала. Солидное брюшко, тонкий, с небольшой горбинкою, нос, вислые усы, тщательно выбритый подбородок. Цепкий, как у лошадиного барышника, взгляд. Одет солидно: синие шелковые штаны-«дзагшин», кафтан, кожаный пояс…
Хашим-хаджи! Двоюродный дядюшка из Кючук-Кайнарджи. Испортивший племяннице жизнь. О, как же она его ненавидела…
– Это – кошка! – Хашим тоже узнал девчонку. Отпрянул, выхватывая кинжал… и сразу же бросился:
– Убить ее! Убить!
Уж точно, он вмиг раскромсал бы племяннице горло… Да вот только та оказалась проворнее! Схватила висевшие на поясе ножницы. Те самые, что в гаремах используют, как стилет… Воткнула насильнику в сердце! Собаке – собачья смерть.
– Хватайте ее! – тут же приказала хозяйка. – В чулан. И приберите труп, живо.
Слуги – Давид и Аббас – схватили служанку за руки, повели… Та не сопротивлялась – смысл? У таких бугаев не вырвешься.
* * *
Чулан, как ему и полагается, располагался на первом этажа дома, рядом с комнатами для слуг. Небольшая комната, заваленная всяким хламом – старой посудой, кусками ткани, мешками, матрасами, подушками, одеялами… Объемистый ларь для муки, подвешенные на поддерживающем крышу столбе связки овощей и трав.
Затворив дверь, заперли снаружи на большой висячий замок. Ключи от него всегда были у тетушки Салимы… но нынче их взял Аббас, у такого здоровяка – отбери попробуй. Да и кто будет отбирать? Некому.
Жалела ли Бояна о том, что сделала? Нисколько. Хашима нужно было убить. Обязательно! Такая мразь просто не должна была жить.
Девушка разложила на полу одеяла, уселась… задумалась. Ну вот, наконец, отомстила. Сподобил Господь, но почему-то радости особой нет. Может, не стоило так торопиться? Хотя Хашим-хаджи ведь ее узнал. Рассказал бы… Так что все равно бы оказалась дева в чулане – хоть так, хоть эдак. Теперь как-то бы нужно выбираться… Или весточку о себе подать. Алексею, Алексу… верному другу – в это хотелось верить.
Но как подать? Да никак, никто не поможет, даже тетушка Салима. Значит, нужно выбираться… Как? Маленькое оконце забрано ставнями… их ведь можно открыть, однако – узковато, только кошке пролезть. Кошке… Так она, Бояна и сама – Дикая Кошка. Зря, что ли, прозвали? Может, пролезет все же? Хм… а если еще и раздеться? Да смазать плечи и спину маслом. Вон оно, в кувшине… Оливковое.
Встав на ноги, узница подошла к окну и попыталась распахнуть ставни. Распахнула! Сквозь узкий проем ворвалось в узилище терпкое тепло южной сентябрьской ночи.
Сбросив одежду, девушка попробовала пролезть… Узко! Даже голова не пролезает. Вот ведь незадача-то! А если попробовать расширить проем… ну, вот хоть этой медной тарелкой… Нет, края мягковаты. А вот тут кувшин…
Снаружи загремели ключи. Девчонка быстро натянула одежку. Что уж успела – сорочку, штаны…
– О! Она уже и окно открыла!
В чулан вошла госпожа Рашель в сопровождении слуг – Давида с Аббасом.
– Бежать собралась, дрянь? – левой рукой хозяйка взяла девчонку за подбородок, правой же больно хлестнула по щеке. – Привяжите ее к столбу. Да понадежней!
Слуги поспешно исполнили приказание. Схватив узницу, привязали к столбу за поднятые кверху руки.
– Ноги тоже вяжите… Ударит еще… Да, и принесите мне плеть!
Бояна презрительно скривилась: ишь ты, сама пытать собралась! Ну-ну…
– Я смотрю, у тебя совсем совести не осталось, – выпроводив слуг, госпожа Рашель подошла к привязанной узнице ближе. – Плохо ли тебе у нас было, а? Всегда сыта, одета… При деньгах! Не ценила, тварь. Ничего, сейчас ты все про себя расскажешь…
Рывком разорвав сорочку, Рашель обнажила бедолагу до пояса, ухмыляясь, спустила с нее штаны… И взялась за плеть! Размахнулась, ударила – обожгла, рассекла нежную кожу в кровь.
