Слава Аллаху, гость – старый знакомец, торговец тканями – долго не засиделся. Выпил чашечку чая, посетовал на житье-бытье, а потом вдруг спросил про деву…
– Ну, только что от тебя вышла. Красивая такая, стройная, как газель. И над верхней губой – родинка. Вот тут, да.
– А, была такая. Заходила, да. Спрашивала, как заказать кирбу.
– Хош! Неужто в водоносы решила податься?
– Шайтан ее знает. Эти неверные… Все может быть! Однако же – серьезная. Спросила, кто еще у меня заказывал.
– И ты…
– Ну, третьего дня приходил один. Тоже неверный, и по разговору – урус. Зачем ему кирба, один Аллах ведает! Наверное, вино там собрался хранить, тьфу! Да он тут недалеко и живет-то.
– Недалеко?
– Дева обрадовалась. Верно, знакомый.
Поблагодарив старого знакомца за чай, гость поспешно распрощался и, выйдя на улицу, злобно сузил глаза:
– Ах, девка, девка… Ой, не зря ты по базару таскалась, выспрашивала. И сюда, вишь, зашла. Умная… Ничего… Ничего-о…
Бояна к обеду не вернулась. Не пришла и вечером, и это уже был повод для беспокойства – Ляшин места себе не находил.
– Эх, зачем отпустил девчонку? Зачем? Сам бы сходил лучше…
Над кручами за Дунаем сияло оранжевое заходящее солнце. Пролетел над городом призывный крик муэдзина. Ему вторили колокола греческой церкви.
– Поздно уже, – успокаивал приятеля зашедший Круглов. – Что мы ночью найдем? А вот завтра с утречка и отправимся.
– Нет, нельзя ждать, когда надо действовать! Ну и что, что вечер? У нас ведь ночной пропуск, ага!
Уговорил. Секунд-майор хмыкнул и взял со стола треуголку:
– Ну, что с тобой делать? Пошли.
Хозяин дома грек Харитон тоже увязался с приятелями…
– Чем смогу – помогу. Жалко ведь девку! А знаю я многих… Всю жизнь в Гирсове живу.
И помощь его пришлась как нельзя более кстати.
Смеркалось. Лаяли во дворах псы. В доме мастера Ибрагима Сирийца ворота отворили сразу – грека Харитона в городе знали многие. Вот и Сириец знал.
Незваные гости долго не рассусоливали – быстренько расспросив хозяина, узнали все, что надо, и тут же откланялись. Некогда было чаи распивать!
* * *
Вот и нужный дом. Подозрительно тихо… И ворота полураскрыты… Болтаются в петлях и жалобно так скрипят. Похоже, птичка-то уже упорхнула! Эх-х…
– Стоять! Кто такие?
Патруль! Трое солдат с фузеями, с ними – усатый сержант с факелом.
– Вот пропуск…
– Да я вас знаю, ваше благородие. На шанцах рядом были, ага.
Узнав, сержант отдал честь.
– Да уж, была заварушка. А кто в этом доме квартировал, случайно не знаешь?
– Так, кажется, из ваших же кто-то, – сержант задумался. – Из Астраханского полка, да… А кто именно – можно по реестру посмотреть.
По реестру и посмотрели. Правда, уже только утром. Заявились, едва рассвело, в штаб, в комендантский дом. Правда, Суворов вставал рано. Вон уже, обливался во дворе водой!
– Здравия желаем, ваше превосходительство!
– И вам не хворать. Что так рано? Реестр? Так идите к квартирмейстеру… Он уже должен быть.
Александр Василевич вставал рано и штабным покоя не давал. Те тоже вынуждены были с утра пораньше – на службу. А как же! Раз начальник уже там…
– Да, забыл совсем… Донос на меня написали – вон, полюбуйтесь. Епифан, покажи!
Щурясь от восходящего солнца, Круглов зачитал вслух:
– Солдаты оставлены без крова… сорвано строительство временных казарм… Хм… Почерк какой-то странный. Ага! Левой рукой писано… А слог хороший. Видать, образованный писал. Уж точно не из солдатиков.
– А как донос-то перехватили?
– Так заметил. У ящика для донесений ошивался какой-то водонос. И что ему там было делать?
– Водонос?!
– Так это… квартирмейстер пришел, наверное…
– Так попробовал бы уже не прийти!
Реестр отыскался быстро, тем более по приказу самого коменданта. Напарники принялись жадно просматривать списки… И вдруг…
– Хм… вот уж не подумал бы!
– А вот у меня имелись сомнения.
– Ну-у… с виду такой хват… и лошадей любит.
– Как бы установить, где он сейчас… Ах да! По разнарядке должен быть в карауле! Сейчас постовые ведомости глянем… Ага…
Одна надежда и осталась. Предатель ведь нужен туркам именно здесь, в действующей армии. Именно за то ему и деньги немалые платят. И сам шпион это прекрасно понимает, а потому – зря пост бросать не будет. Бояну они, похоже, поймали – непосредственной угрозы нет.
– Эх, солдатиков бы! – озаботился на ходу Круглов.
– Там и возьмем. На месте. В карауле-то наши – Никодим Иваныч, Прохор… Их и возьмем.
* * *
– С тобой очень хотят поговорить. Понимаешь, тля? Если бы не это, я бы давно убил тебя… Фарух, давай ее к дереву.
Торговец оживился и, пнув лежащую на траве деву, стащил с ее головы мешок.
– У-у-у, щучина! Ах, дарагой, эта дева только кажется скромницей. Я же ее уже…
– Не болтай! Вяжите.
– О, насладимся!
– Прежде нужно кое-что узнать… Ты прихватил с собой плеть?
– А как же, уважаемый? Я же верхом!
– Ну и славно.
Ухмыльнувшись, предатель вытащил из-за пояса узкий турецкий кинжал. Дождался, когда торговец и его дюжий слуга привяжут девушку к бугристому стволу старого бука, росшего на обрыве, прямо над рекою Боруй. Подошел, ухмыльнулся, заглядывая несчастной в глаза:
– Я знаю, ты понимаешь русский. Вижу – понимаешь. Ну, что ты еще узнала? Расскажи, поведай. Иначе… Да, ты останешься жива, но тебе будет очень больно. Очень! Знаешь, как бывает, когда выкалывают глаза?
В лучах полуденного солнца сверкнуло острое жало кинжала. Еще одно движение и…
Бояна непроизвольно зажмурилась, закусила губу…
– Господин! А может, мы ее сначала – того… А уж потом и пытать. Хоть содрать с живой кожу. А то ведь кровь – неприятно…
Фарух не очень-то подчинялся этому урусу. Предатель – даже самый важный – все же просто предатель. Шакал.
– Мы так и поступим, господин Фарух.
Негодяй прекрасно знал, что про него думают. И что хотят.
Острое лезвие качнулось… переместилось вниз, разрезая изорванную сорочку… юбку… В лоскуты!
– Так, господин! Так!
Под сорочкой оказалась коротенькая черная туника, весьма необычная – с рисунками и надписями.