Тишь усмехнулась:
– Марионетки, псы, кукловоды… Столько слов, и ни одного верного. Мы стражи, Сайнор. Это – единственная истина про Ходящих. Мы ходим по кромке света и тьмы. Добра и зла. Хаоса и порядка. Мы защищаем вас из нашей тени. То, что ты назвал изъяном, – это не изъян. Это, Сайнор, наша сила. Знаешь, в чем она заключается? Нам не нужно искать смысл жизни. Он у нас есть. В нас его заложили, вшили в самое сердце: мы – ваши защитники.
– Да, но королевство уже не надо защищать. Не от кого, Тишь. Времена изменились.
– Это не так!
– Так.
– Ты ошибаешься, король! Столица в безопасности не потому, что в защите нет изъянов, а потому, что сейчас на тебя никто не хочет нападать. Стоит недоброму взгляду всмотреться в Шолох – о, сколько он найдет возможностей для разрушения! Везде – везде уязвимости! Даже ребенок сможет разобрать столицу по кирпичику, если у тебя не будет меня, знающей, как поймать гадину еще до начала проблем!
– Никаких гадин не предвидится, Тишь. Ты сама сказала: на меня никто не хочет нападать. Догадываешься почему? Потому что я хороший король.
Тишь гневно выдохнула, раздувая ноздри.
Сайнора не мог изменить дешевый наряд ключника. Несмотря на дерюжный балахон и грубую веревку вместо пояса, было видно: в карцере стоит сам король. Синеглазый король, лесной король, своим сердцем питающий лето. Тишь сжала кулаки.
– Но если вдруг… – рокочуще начала она, поднимаясь и шагая во всю длину цепи, закрепленной на щиколотке.
Однако Сайнор перебил ее:
– Тишь! – рявкнул он куда громче, чем говорил до этого. Она замерла.
После паузы – долгой, наполненной дуэлью двух взглядов, – он внятно, раздельно сказал:
– Ты больше не нужна мне.
Еще пауза.
– Ты. Не нужна. Мне. Что бы ты ни делала, как бы ни сопротивлялась, на какие бы жертвы ни шла – реальность под тебя не прогнется, потому что в этом уравнении нас двое, и мое мнение ты не изменишь. Так что лучше прими факт своей ненужности поскорее – и перестань сопротивляться.
В оглушающей тишине, воцарившейся после этих слов, стало слышно, как где-то далеко наверху, на другом этаже тюрьмы, напевает молитву тронувшийся умом пленник.
Ходящая облизнула губы.
Потом повертела между пальцами писчее перо. Хмыкнула:
– Тогда почему ты отменил мою казнь, Сайнор? Не надо врать про «сильнейших адвокатов Дома Внемлющих». Нет у моей семьи таких юристов, я знаю.
– Потому что ты дорога мне.
– Ой, вот только не надо этой чуши. Не путай меня с Аутурни и остальными придворными курицами, будь добр. Что, читаете мои записки, пока я сплю? По крупицам собираете мои знания, вы, жалкие падальщики?
– Я надеюсь, что однажды ты поймешь: твоя история как Ходящей завершена. И найдешь себе новый смысл жизни. Тогда я с большим удовольствием отправлю тебя в изгнание.
– А если новым смыслом моей жизни станет твое убийство? – невзначай поинтересовалась пленница.
– Ты сама говоришь: ты страж света, у тебя это вписано в самый хребет. Вряд ли мое убийство коррелирует с этой миссией. Я не боюсь тебя. Я знаю, как ты ко мне относишься.
– Вот именно, твое величество. Вот именно. Если я найду себе новый смысл, я не стану оставлять слабости за спиной. Так что вздумаешь меня выпустить – спи с открытыми глазами, мой король. Всегда с открытыми глазами.
Сайнор не стал отвечать. Бросил на Тишь последний взгляд и ушел, позвякивая ключами.
Тишь вернулась к своим запискам.
Больше они не виделись.
В день, когда Ходящую выпустили согласно генеральскому желанию Полыни, ее под конвоем доставили сразу к границе Смахового леса, где популярно объяснили, с какого места сработает сигнализация и как быстро ей в грудь спрячут кинжал, если она рискнет вернуться. Потом прокляли сквозь сжатые зубы и пинком отправили за тридевять земель.
Тишь бодро поехала в Шэрхенмисту. Выкрала там сосуды с кровью Рэндома – сразу все, чего мелочиться, – набила себе новую Глазницу (остальные запасы припрятала), а затем двинулась в Иджикаян – решила предложить теневые услуги султану.
Но с толстеньким южным правителем у них не сложилось. Он был бы рад иметь служанку с запредельными Умениями, но принципиально новый мощный департамент контрразведки… О нет. Нет-нет-нет.
Две недели они с Тишь спорили, потом она уволилась, но султан закричал вслед так, будто это было его решение.
Он всегда так делал, этот милый пустынный султан.
* * *
– И зачем ты рассказала мне все это? – мрачно поинтересовался Гординиус Сай, успевший за время исповеди Архимастера несколько раз подрезать свои волосы, облитые некогда ящериной кислотой.
Когда он злился, они росли еще быстрее.
– Планирую сделать тебя теневиком, милый. Передать знания. Ты маг, ты шолоховец, ты сирота – идеально.
– Что?! Но я не хочу быть теневиком!
– Ты же не любишь свою жизнь?
– Потому что я не достиг того, о чем мечтал. Но менять шило на мыло я не собираюсь! Если тебе нужны ученики – набирай детей. Вон их сколько вокруг бегает, босоногих, – они будут счастливы пойти к тебе на промывку мозгов!
– Ученики должны быть шолоховцами. У остальных народов большие проблемы с магическим потенциалом, учить их просто невозможно. Да и дохнут, до ста лет не доживая.
– Ну, тогда ничем не могу помочь, – отрезал Гординиус.
Вопрос был временно закрыт.
Тишь стала регулярно сопровождать колдуна и его караваны в Мудру. Ей нравилось бродить по стеклянному городу. Однажды она чуть не довела альбиноса до сердечного приступа, подняв двух мертвецов и заставив их копать пустыню наравне с черными археологами.
– Пха, подбери челюсть, малыш! Одна моя родственница была некроманткой и научила меня этому трюку. Мертвые – идеальные слуги, – развеселилась Ходящая. Гординиуса передернуло, но возражать он не стал.
Потом Тишь и вовсе «осела» в бывшей срединной столице.
Просто перестала возвращаться в Хардурман. Она обустроила себе лабораторию в самом сердце Запретного квартала, в бывших хранительских покоях, и все придумывала какие-то новые формулы, заклинания, смеси.
Все изменилось в один день…
Тишь приветствовала Гординиуса, подлетев над землей.
Ее новые способности были за гранью возможного. Теперь Внемлющая могла Прыгать на многие мили; левитировать; «поднимать» несколько десятков мертвых зараз; говорить так, что ее голос был слышен на сотни метров (но каждый думал, что она шепчет именно ему в ухо).
Тишь так и не объяснила, откуда взялась эта сила. Только изредка загадочно раскладывала карты туарот перед сном, чего за ней не водилось никогда прежде.
