Колдун был похож на мокрого соболя. Оказавшись на суше, он свернулся кренделем и надсадно раскашлялся, выплевывая воду, а потом, вспомнив, где он и что происходит, замер. Затем очень медленно встал на ноги и – еще медленнее – поднял глаза на меня.
Какое-то время мы пялились друг на друга весьма растерянно.
– Ну, в первый раз диалог у нас не сложился! – наконец признала я. – Но мы можем попробовать еще раз. Кто, если не мы? – И я улыбнулась, хотя рукой сжимала биту, на всякий случай сдернутую с ремня.
Гординиус кивнул. А потом резко заломил запястья и выкрикнул какое-то заклинание – что-то пустынное, незнакомое. Меня тотчас окутало плотным оранжевым светом, пробирающим до самых костей. Будто барханная буря внезапно обрушилась на болота.
…Бита не помогла.
В ушах зазвенело, язык онемел, а голос исчез напрочь. Буря схлынула, а я, охнув, упала на спину. Мне кажется, на этом можно было остановиться, но нет: Гординиус пропел еще одну гортанную формулу, и упругие ветви кустов горейольви вдруг потянулись вперед, обхватывая мои щиколотки и запястья, не давая пошевелиться.
Гординиус Сай, скорчив виноватую рожу, шагнул прочь из поля моего зрения, быстро наполняющегося темнотой.
– Вот так и спасай их… Полежи, полежи, я с тобой… Не бойся… – вздохнул над ухом бэльбог.
Последним, что я увидела перед тем, как мир окончательно потух, оказался зверек, похожий то ли на крохотную овечку, то ли на лисичку, но с человеческим лицом – маленький, беленький, пушистый и очень симпатичный. С двумя витыми рожками и широким носом. Кожаными лапками, похожими на кошачьи, дух, сопя от старания, пытался свернуть капюшон моего плаща на мотив подушки.
Ой. Кажется, теперь я знаю, как выглядит бэльбог. Надеюсь, хотя бы это не из тех тайн, за которые убивают.
* * *
Когда я очнулась, язык снова шевелился, а веток на моих запястьях уже не было. Бэльбога тоже – видимо, он смутился лопнувшей конспирации и ушел. Зато на деревьях были выцарапаны стрелки, отмечающие путь обратно в замок.
Я села, покрутила головой и сразу же чуть не упала обратно, увидев призрака… Привидение стояло над бочагом, в который провалился Гординиус Сай.
Мне вспомнилось предупреждение лешего с прошлой прогулки: «Видишь розовые бочаги впереди? Не наступи! Они превратят твои страхи в миражи и покажут наяву. Люди обычно не хотят себе такого». Так. Ну, мираж, значит, не опасен – уже неплохо.
Потому что призрак выглядел хищно.
Это была женщина среднего возраста, судя по одежде – иджикаянка. Незнакомка была одета в пустынный наряд из многих слоев тончайших светлых тканей – они обхватывали тело перекрестными жгутами, превращались в накидку и расходились подолом. Огромный капюшон надувался, будто у кобры, узкие ленты стягивали наряд возле щиколоток…
У женщины был только один глаз с темно-синей радужной оболочкой. Второй закрывала фигурная металлическая пластина с нарисованным на ней знаком водоворота. Под зрячим глазом чернел жирный X – непонятная татуировка. Очень короткие темные волосы, присыпанные песком, были зачесаны вперед. В руке призрак сжимал изогнутую саблю. Вокруг клубилась пустынная пыль.
Мираж ничего не делал. Это логично, ведь женщина в пустынном наряде была не моим кошмаром, а Гординиуса Сая.
Зато напротив нее вдруг возник другой призрачный образ…
О да. Явно мой.
Это и была я. Бледная, тоскливая, бездеятельная Тинави, без огонька в глазах и с такими задранными плечами, будто пыталась с их помощью выстроить оборонительную стену против всего внешнего мира. Не Ловчая. Не любознательный чудик. Не подруга, не коллега, не человек с тысячей увлечений и планов. Просто потерявшаяся мечтательница, так и не понявшая однажды, что свой мир формируем мы сами. Выбравшая клетку беспомощности и сожалений о прошлом. Та, кем я могла стать и даже почти стала.
И за что я ее не виню. Из некоторых дыр, тоски, уныния мы просто не можем выбраться самостоятельно. Нам нужна помощь, толчок. Нам всем нужна помощь иногда, и отказываться признать это – значит быть жестоким и глупым. Осуждать того, кому плохо, кто опустил руки, – значит быть животным, не способным на сочувствие. Не быть человеком.
Тот, кто смог достичь чего-то, двинулся дальше, никогда не осудит того, кто пока позади. Лают, высмеивают, презирают, обсасывают упоенно косточки, хвалясь своим положением, только те, кто ни праха не делает.
Я не знала, почему бочаг показал мне эту Тинави. Я искренне не понимала этого до тех пор, пока в руке призрака-Страждущей тоже не появилась сабля, как и у пустынной женщины. Незнакомка встретила это какой-то призрачной репликой, неслышимой в реальности. Еще реплика. И еще. Смех. Какая-то провокация.
Тинави неожиданно вскинула голову, ощерилась. А потом резко шагнула вперед и перерезала женщине глотку. Когда та упала, Тинави сказала ей что-то резкое и удовлетворенно улыбнулась, пнув труп.
– Нет! – ахнула я.
Оба видения растворились.
Прах. Да. Вот это уже страшнее.
Не устать. Не сдаться. Не почувствовать себя проигравшим – я уже знаю, что не проиграю никогда, всегда можно подняться, всегда.
Страшнее всего – перепутать жестокость с силой. Банально и глупо стать злым.
* * *
Ринда Шаграух так и ждала моего возвращения, сиротливо перетаптываясь в пустом саду.
– Они заперли двери! – пожаловалась девочка. – Воспитатели выгнали меня и заперлись. Говорят, мы с тобой мешаем учебному процессу.
– Наоборот, – проворчала я. – Мы вносим в него незабываемую нотку безумия, присущего настоящей жизни.
И я колотила в дверь до тех пор, пока замок не щелкнул и на пороге не появился мрачный директор приюта.
– Что вам надо? – В его голосе напрочь отсутствовало дружелюбие.
Оказалось, его зовут господин Зирт. Прямо там, на пороге, он выслушал рассказ Ринды, а потом, пожав массивными плечами – он весь был какой-то массивный, будто единым жестом богов созданный, – ответил на мой вопрос:
– Да, господин Гординиус Сай регулярно приезжает в Терновый замок, чтобы собеседовать детей для пансионата. Он же забирает их туда.
– Можно мне адрес Луговой школы, пожалуйста?
Директор закатил глаза, порылся в карманах и наконец протянул мне визитную карточку: «Морская площадь, дом 19». Хм. Вообще-то я знаю Морскую площадь как свои пять пальцев благодаря тому, что регулярно пью там липовый сбор от госпожи Пионии. Такое дело: пока вкуснейший, но горяченный напиток остывает, я бесконечно разглядываю дома вокруг.
– …И там нет дома номер девятнадцать. Вообще нет. Их всего дюжина. На всю площадь, – высоко вскинув брови, объяснила я господину Зирту.
Он в ответ пожал плечами, широко зевнул и демонстративно посмотрел на карманные часы, которые тикали так громко, будто каждую секунду выносили кому-то беспощадный судейский приговор.
