Это было круглое и умиротворяющее помещение: стены из светлого дерева, крыша, разрисованная животными и цветами. В узких шкафчиках звенели аптекарские склянки, волнующе пахло травами и цедрой. В специальных аквариумах росли целебные травы и порхали крохотные зеленые дэйнгли – духи безмятежности. Окно было одно, зато огромное и с розовато-оранжевым витражом, из-за которого, казалось, здесь всегда идут самые теплые, самые золотые закатные часы…
Лазарет Академического городка создали «на всякий случай». Тут не лечили тяжелые или долгие заболевания – только так, по мелочи зашивали студентов или преподавателей, умудрившихся оступиться на нелегком учебном пути, поэтому и коек в лазарете было всего две.
На одной лежала я. А на соседней обнаружился Полынь. Ловчий сидел поверх покрывала, скрестив ноги и читая газету. Он все еще был в придворном одеянии, что означало нечто совершенно замечательное, а именно – сейчас как минимум идет все тот же день, что и до того, как я потеряла сознание. Уж кто-кто, а господин Внемлющий в такие светские тряпки дважды не нарядится.
Изящные часы на стене мелодично пробили два пополудни. Ого! Так с нападения на архиепископа прошло всего ничего, получается?
Полынь вскинул глаза на циферблат и заметил, что я очнулась. Лицо его в первый момент просветлело, а потом стало мрачным, как Кипящие скалы зимой.
– Прости меня, – резко сказал Ловчий, сминая и отбрасывая газету.
– За что? – опешила я.
– Я сначала увел королеву и только после этого Прыгнул к тебе.
Давно я не видела у Полыни таких жестко поджатых губ. И стесанные костяшки пальцев на левой руке – он левша, как и я, – кажется, оказались в таком состоянии после встречи со стеной в бессильном приступе ярости, а не после чего-то другого.
В случае обычно сдержанного Полыни это говорило о многом. Я покачала головой:
– Все хорошо. Это нормально. Это называется протокол.
– Нет, в первую очередь это называется подлость… – Напарник заметил мое внимание к своей руке. Поморщился и, очевидно решив сбавить градус драмы, этими самыми костяшками старательно почесал нос. – И идиотская сила привычки, впитавшейся с годами. А протокол мы с тобой уже обсуждали: для кого он нужен и кем написан. В общем, малек… – Полынь задумался. – Можешь дать мне пощечину, если хочешь, – уже вполне себе бодро закончил он.
Подмигнул и, похожий на рассерженного воробья, демонстративно повернулся в полупрофиль. Я только брови вскинула, а потом, не удержавшись, улыбнулась.
– Мне для этого придется подняться с кровати, а мне неохота, – намеренно ворчливо посетовала я. – Лучше скажи, Полынь: я с ума сошла, что ли, раз мне показалось, что меня чуть ли не смертельно ранили?..
Я уже успела приподняться на подушках и убедилась, что чувствую себя абсолютно здоровой. И отдохнувшей, будто после десяти часов нежнейшего сна и чашечки кофе солнечным летним утром. А быстрое ощупывание тела не выявило никаких тебе лишних дыр или даже шрамов. За оттянутым воротом больничной рубахи тоже все было замечательно. Не то чтобы я против, но…
– Тебя действительно навылет пробил пульсар. – Полынь пересел на край моей койки, но пощечинами разбрасываться больше не предлагал. – Когда я нашел вас с Ноа, ты выглядела скорее трупом, чем человеком, и архиепископ – его ранили в плечо, но несильно, – весьма конкретно и цветисто высказал мне свое недовольство на этот счет…
– О нет, он злился, что я провалила миссию по его сопровождению?!
– Он злился, что в кои-то веки ему дали отличного Ловчего и того сразу пристрелили, – усмехнулся Полынь. – Ты ему понравилась, малек, – невероятно, но факт, поздравляю! В общем, я попробовал вылечить тебя, не дожидаясь знахарей. Дело в том, что гости, пытавшиеся выбраться из капеллы, и целители, пытавшиеся в нее вбежать, создали дикую пробку среди этих идиотских лепестков… Так и получилось, что какое-то время в храме был только Ноа со своей оплошавшей охраной, мы с тобой и Ходящие, Прыгнувшие, как и я. Так вот, я пытался сделать что-то с твоей раной, но… – Полынь цокнул языком. – Ее вылечило что-то другое. Не ты, не я, а нечто третье, серебристыми всполохами пробежавшее по твоей груди. И учитывая, что рядом валялись осколки багрового пузырька, я догадываюсь, что это…
– …кровь Рэндома! – воскликнула я.
Полынь кивнул:
– Да, вполне вероятно, что хранительская кровь, попадая в рану, сама лечит ее. Уточнить не у кого, но это звучит достаточно логично – в рамках той безумной логики, что окружает все, связанное с Рэндомом. Можем в принципе повторить эксперимент.
– Э-э нет, спасибо.
– На мне.
– НЕТ! Давай просто сойдемся на том, что мне очень повезло, что пузырек был там же… – протянула я.
– Это да, – вновь серьезно сказал Полынь, глядя на свои ногти, на ободках которых виднелись неотмытые каемочки запекшейся крови. – Очень, – повторил он. – Как твой старший коллега, Генерал Улова и прочее, я не имею права просить тебя не защищать клиентов ценой своей жизни. Но, Тинави… К пеплу архиепископа в следующий раз, ладно? Просто к пеплу.
Говоря это, Полынь глядел на меня так пристально, а звучал так зло, что мурашки невольно пробежали у меня по спине. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга. Мое сердце ни с того ни с сего устроило разгон: билось все быстрее, и наконец я, не выдержав этого ритма, потупилась. Полынь неожиданно положил руку мне на колено. Помедлил. Похлопал по нему. Убрал руку.
Думаю, будь он моим начальником, он бы меня сейчас уволил. Вот честно. Просто с ходу – хоба-на, и до свидания. Во избежание.
Хотя Полынь не хуже меня знает, что абсолютной безопасности не существует. И далеко не только Ловчие могут погибнуть во время исполнения служебных обязанностей. И уж точно нет смысла становиться трусом, чтобы избежать гипотетической опасности.
– Мне приятно, – не поднимая глаз, сказала я, – что ты заботишься обо мне. И что сидел здесь, ожидая, пока я проснусь. Думаю, мы все этого заслуживаем – очнувшись на больничной койке, увидеть, что ты не один.
– Думаю, да, – уже мягче согласился Ловчий.
Он заметил, что я не дала невыполнимого обещания. Принял это – и промолчал.
Потом Внемлющий слегка потянулся и хрустнул пальцами, я, в свою очередь, покрутила головой, разминая затекшую шею. Напряжение предыдущего диалога постепенно ушло, сменившись более привычной атмосферой.
– Слушай, Полынь! – Я взбила свою подушку. – А в чем была цель нападения? И что происходит сейчас?
Полынь протянул мне небольшой шар-имаграф. В нем таилось изображение Королевской капеллы, явно сделанное почти сразу после атаки.
По церкви бегали служащие и охрана, на музыкальном балконе стояли Ходящие, от фонтана тянулась широкая полоса крови, заставившая меня вздрогнуть, а на кварцевом барельефе, изображающем шестерых богов-хранителей…
