– Хорошо, – сказал Полынь.
– Если я вас уволю, вы лишитесь ваших Умений, так-то.
Полынь развел руками: ну, что поделаешь!
Королева снова повернулась лицом в комнату и, поразмыслив, воинственно продолжила:
– И чтоб вы знали, я… я возьму себе другого помощника. – Она пощипала себя за губу. – Да, он будет не так приятен мне лично, но он без сомнений избавится от Дахху-Из-«Вострушки». И кстати, да, выполет остальные сорняки в моем дворце – как минимум всех этих вертихвосток, что дурят голову моему младшему сыну и в которых вы упорно отказываетесь видеть угрозу.
Полынь нахмурился:
– Ваше величество, едва ли вам пойдут закулисные интриги. Госпожа Парящая верно сказала: вы слишком хороши, чтоб опускаться до уровня злодеев. Просто отпустите ситуацию.
– Перестаньте мне указывать! Знаете, что я поняла? – Губа Аутурни обиженно затряслась. – Мне не нужен слуга, который думает своей головой. Иногда ум в работниках – это лишнее. Мне нужно просто оружие с человеческим лицом. Хороший меч полезен всем; это не принижает. Но раз мой нынешний меч затупился и дерзит, я возьму другой. Я скажу: убей девицу Ловчую, например, и он убьет ее.
– Чегоо-о-о?! – опешила я.
– …Сразу, без разговоров, – продолжала королева. – И мне не придется тратить силы на споры с вами. Так ведь будет гораздо эффективнее, господин Полынь?
Внемлющий моргнул. Потом медленно расплел руки. Глаза его блуждали по комнате, как будто в поисках решения, пока не остановились на собственно королеве. Она стояла в центре спальни, нарочито задрав подбородок и чуть повернув голову, так, чтобы над треугольным вырезом платья особенно выделялись ключицы, похожие на кинжалы. Достоинство, несгибаемость, оскорбленность – все было в этой позе.
Полынь обреченно прикрыл глаза.
– Ваше величество, – наконец медленно сказал он, – а ведь вы впервые заговорили прямо…
Она приосанилась.
– Я не думал, что… – с оттенком самобичевания начал Полынь и тотчас перебил сам себя: – Конечно, я могу стать для вас просто оружием. Я ни слова вам больше не скажу – если вы действительно хотите этого.
По комнате будто пробежал электрический разряд. Королева оттаяла.
– Чего я действительно хочу, – с досадой проговорила она, – так это хоть капельку доброжелательности. Лояльности. Верности.
– Разве я не был вам верен?..
– Вы были холодны – а это хуже. Когда я предложила вам работу, то думала, что спасаю вас. Я ждала в ответ какой-то благодарности, немного тепла… Но вместо этого – я же вижу, как вы смотрите и как кривитесь и вздыхаете! Я знаю – в мыслях вы просто ненавидите меня!
Аутурни картинно упала на желтый диван и, двумя руками опершись о подлокотник, отвернулась от Полыни. Она прижала к груди лилию, выхваченную из вазы, и живописно замерла.
– Разве вы умеете читать мысли? – еще медленнее, с внезапной хрипотцой, спросил Полынь.
– Я умею читать лица. И поступки!
– Мои поступки говорят, что я ненавижу вас?.. – почти пробормотал куратор. И уткнулся обреченным взглядом в никуда.
Королева мгновенно засекла эту непривычно-грустную мордашку в трюмо. Раздражение на ее лице уступило место настороженному любопытству:
– А как еще объяснить ваше поведение?..
– А вы не знаете?..
– Я знаю, что эта ваша пеплова табуретка под дверью, с чьей помощью вы пытаетесь «обезопаситься», – это просто смешно! Мне дурно оттого, что вы думаете, что я способна на такие вещи! Что боитесь, – вздох, вздох, – моей тяги к вам!
– Может, – через силу сказал Полынь, и мелкая судорога пробежала по его лицу, – я боюсь не этого. Может, я боюсь своей тяги к вам?
В комнате мгновенно воцарилась тишина. Замерли все трое: королева, Полынь и я.
Настоящий, нынешний куратор неуютно поерзал на ковре.
– Мне плохо дается это амплуа, – буркнул он.
– Да нет, – ошарашенно сказала я, глядя на то, как привиденческий Ловчий, сжав кулаки до белизны, подходит к дивану и плавно садится возле королевы, очень прямой и возвышенный. – Я считаю, отлично дается.
– Ваше величество, – тихо, упрямо сказал тот Полынь. – «Делай то, что должно, а не то, что хочешь. И любой ценой оберегай то, что тебе дорого» – вот мой главный принцип. Я придерживался его всегда и всегда буду. Я не впускаю опасность в жизнь тех, кто мне важен. Даже если эта опасность исходит от… – Он снова запнулся. – Даже если она кажется такой привлекательной сейчас, я выбираю играть наперед. Не тактика, а стратегия. Ради сохранности тех, кого я люблю, я сделаю что угодно. Я убью, если не будет иного выхода. И поставлю табуретку – пусть это смешно, неважно, – если есть угроза нарушить определенную границу, что принесет боль потом.
– Боль кому?..
– Вы знаете.
Молчание. Королева обернулась. Глаза ее вдруг наполнились слезами. Это произошло в полмгновения – вроде вот, зелень и зелень, и тут хоба-на! – уже два плещущих болью океана.
Полынь сглотнул, взял ее величество за обе руки (лилия бесшумно выпала) и продолжил, понизив голос:
– Наши роли в королевстве накладывают… обязательства. Особенно ваша. Мне, может быть, тяжело делать то, что я делаю. И не делаю. Вести себя так, а не иначе. Иногда я переступаю через себя и совершаю поступки, которые идут в противовес моим желаниям. Но я иду этой дорогой, потому что оберегаю… кое-кого. Всегда. Даже когда идея забыть о долге очень, очень соблазнительна, – глухо сказал он. – Вы понимаете, на чьей я стороне, ваше величество? Вы видите это теперь?
– Да… – тихо проронила Аутурни.
Тогда Полынь поднял ее ладони в своих и, не отводя взгляда от королевы, осторожно, нежно поцеловал кончики ее пальцев. Слеза Аутурни скатилась вдоль острой скулы.
– Я так ошибалась… – сказала она и вдруг каким-то неуловимым, текучим и очень естественным движением переменила позу: теперь она не сидела ровно, проглотив признание, как кол, а бабочкой распласталась на груди у Полыни, сжимая в белых пальцах его мгновенно пропитавшуюся слезами хламиду и ткнувшись лбом в ожерелье из косточек на шее куратора.
Я никогда еще не видела у Полыни таких выпученных глаз, как в тот момент. Кадык привиденческого напарника дернулся вверх-вниз.
– Ну что вы, – пробормотал он, панически глядя на запертую дверь. – Нет повода для грусти.
Королева приподняла заплаканное лицо и двумя озерами чистой изумрудной боли уставилась на куратора. Их носы разделяло полдюйма, не больше.
– Хей! – сказала я. – Я совсем не уверена, что хочу это видеть!
– Нет, давай ты будешь знать все детали дела. – Напарник не дал мне вырвать руку и тем самым обрубить Видение.
