Мгновение спустя упал Горди, вместе со стулом. От двух трясущихся тел в нашу сторону быстро ползла по воздуху черно-синяя вуаль. Как облако кристалльной пыли, как смутная моровая угроза Средних веков…
– Обе! Быстро! Вон из пещеры! Найдите Полынь! – приказал побледневший Дахху. Тон и лицо у него были такими, что не возразишь.
Пока мы с Кадией по очереди вываливались в ночь, Дахху вдохнул чистого воздуха у порога, и, задержав дыхание, сначала оттащил на матрас две жертвы неведомого яда, сам постепенно синея, а потом обернулся, чтобы заклинанием закрыть и запереть за нами дверь в пещеру. Мы стояли снаружи, на крыльце, во все глаза глядя на пепельно-свинцовое облако, поглощающее «Уголок Поэта».
Последнее, что я увидела перед тем, как хлопок двери отсек от нас сцену, была черная пена, водопадом льющаяся из носа Дахху, который заклинаниями спешно тушил огонь в очаге, закрывал окна, колдовал что-то еще в разрастающейся темноте.
Кадия вцепилась мне в руку так, что только эта боль в ладони и убеждала: все происходящее – реально, а не учебная тревога в Лазарете.
Стекла в узких высоких окошках постепенно синели, потом чернели, сообразно тому, как изнутри их подпирал антрацитовый дым – или пар? Или что?
В пещере нам слышался дробный стук зубов, колотьба конечностей об пол и какие-то заклинания, произносимые надсадно кашляющим Дахху; потом – только лишь колотьба… Прежде чем все затихло, на стекле, ближайшем к нам, проступила надпись, сделанная на стародольном языке:
«КАРАНТИН: Ф.Д».
* * *
– Они не мертвы; скажи, что они не мертвы; Тинави, скажи, что они не мертвы, – немедленно! – бормотала Кадия, глядя на то, как постепенно растекаются буквы на запотевшем стекле.
– Не мертвы, – твердо сказала я.
И это было не просто утешением, а фактом.
Ведь Гординиус в своем монологе заявил прямым текстом: он не намерен умирать, он хочет обеспечить себе безопасность.
Да и поступки Дахху, который явно знал, что делает, говорили о спасении людей, а не о суициде за компанию. Если бы он считал, что Анте и Горди обречены из-за черной штуки, он бы не берег их головы от ударов об пол. И, прах побери, если ты писатель и поэт, то вряд ли упустишь шанс сказать какие-то последние слова. Чуть более возвышенные, чем «карантин: Ф. Д.».
Хотя, если ты еще и лекарь…
– Кадия! Отправь птичку Полыни, – я дернула подругу за рукав. – Дахху просил позвать его.
– Боги-хранители… Почему Полынь-то, а не знахарей?! – Мчащаяся стала лихорадочно рыться по карманам в поисках ташени.
Отправив письмо, мы молча сидели на крыльце.
Начался дождь. Внеурочно запели соловьи. Несколько птиц переговаривались с разных сторон. Удивительно, как они прямо во время дождя чирикали свежо и беззаботно. Куда они спрятались, что им так привольно? Или соловьи не боятся воды? Или поют в ночи, купаясь в лужах, острые клювики раскрывая навстречу дождю, и этот горловой клекот – песнь соловья, полощущего рот?
Кадия положила голову мне на плечо. Зеленая куртка подруги переливалась, будто змеиная шкурка, когда на нее попадали капли.
Вдруг из леса выбежала шерстяная белая тень: волк Снежок вернулся домой, почуяв неладное. Еще с середины лужайки он начал скулить, а подойдя, не стал ломиться в дверь, как обычно, но огромным шершавым языком вылизал наши с Кадией руки.
Я откашлялась и спросила:
– Кадия. Пока ждем. Что с Марцелой-то? Вам удалось ей помочь?
– Да, – подруга растерянно кивнула. – Все получилось. Это было красиво. Долину Папоротников на секунду залило магией, знаешь, будто шкатулку с драгоценностями распахнули… Госпожа Марцела внешне осталась совершенно такой же, как была, но говорит, что внутри все преобразилось. А ведь внутри и есть самое главное. Так что завтра она пойдет к королеве – восстанавливать репутацию Дахху…
– Ну хоть что-то пошло по плану, – выдохнула я.
– А где ты встретила Анте? И Гординиуса? И почему он был привязан к стулу? Что вообще происходит?!
Я пообещала рассказать это, когда придет Полынь, чтобы не повторяться дважды. Тем более что рассказ включал в себе пленение Мелисандра, а у нас и так сейчас многовато плохого за спиной.
Думаю, лучше снять с сердца камень, прежде чем навешивать новый. В очередь, господа, в очередь.
Отломив от куста сухую веточку, я стала чертить на разбухшей земле закорючки. Они напоминали вопросительные знаки, перемежаемые схематичными рисунками пламени, спиралей и глаз, что в некотором роде отражало события последних дней.
Терновый замок. Вир. Культ Жаркого Пламени. Все связано. Кто бы мог подумать, прах побери…
Стерев рисунки подошвой сапога, я перевела взгляд на дождь. Крупные капли разбивались о гравий дорожки, о черепицу крыльца, о наши с Кадией макушки, о жестяную бочку и металл качелей. В каждом всплеске мне слышался звон догадок, теснящихся в моей голове.
Теперь они увязывались в единое полотно теории так же, как разнозвучные капли составляли дождь.
Где же ты, Полынь. Нам столь многое нужно обсудить этой ночью…
Я перевела взгляд на Кадию. Подруга задумчиво скребла ногтями руку, на которой больше не было татуировки стражницы. С тех пор как ее санировали, Кадия делала это постоянно.
На розовой коже оставались длинные кровавые ссадины.
– Кад… – окликнула я. – Не делай так. Пожалуйста.
Мчащаяся вынырнула из тяжелых мыслей. Посмотрела на руку, на меня, снова на руку и прикусила губу.
– Я дура, Тинави, – тихо сказала она.
– Вовсе нет. Уж поверь.
– Дура-дура. И не только потому, что в любой непонятной ситуации продолжаю думать об Анте…
Опаньки.
– …но и в первую очередь потому, что захотела вернуться в Стражу. Очевидно же было, что это дурной шаг. Но почему-то мне показалось, что если я хотела чего-то столь давно, то будет глупо передумать.
– Не глупо, – я помотала головой. – Помнишь, однажды магистр Орлин рассказывал нам о ритуале «ноги в реку»?
– Хм. Нет…
«Ноги в реку» было ритуалом, не содержащим никакой магии. Только болезненное и опасное, но чаще – вдохновляющее вглядывание в себя.
Ритуал заключался в том, что магистр О́рлин отправлял тебя, босого, к реке и наказывал не возвращаться до вечера. Ты садился на берегу, опускал ноги в воду и, глядя на то, как течение огибает и обхватывает твои ступни, размышлял о том, кто ты и где сейчас находишься в своей жизни. Не отклонился ли ты от выбранного курса? А если отклонился, то почему. Ошибся? Или тебе уже не нравится то, куда ты раньше шел, и пора осознанно сменить направление?
– Непоследовательность! – помню, возмущались все мы. – Выбрал – иди до конца! В этом суть успеха!
