Амулеты Полыни поблескивали в распахнутом вороте его халата. Напарник покрутил один из них, поморщился. Потом подпер щеку рукой, поставленной на колено, подмигнул мне и с усмешкой пожал плечами:
– Я же предупреждал, что причина глупая? Вот-вот. Да, Тинави. Звучит не слишком привлекательно, но – да. Я люблю то, что делаю, но сейчас не могу представить, чтобы мне удалось что-то построить заново. Некоторые раны затягиваются медленнее, чем нам бы хотелось. И, как назло, эти раны не имеют ничего общего с телом. Поздравляю: теперь ты знаешь обо мне на один идиотский позорный факт больше.
Внемлющий потянулся вперед, забрал мою отставленную чашку кофе – его напиток давно кончился – и, приподняв, как для тоста, немного отпил. Выражение лица у него было саркастическим: славлю тебя, моя прахова слабость.
– Но ведь ты уже… – протянула я.
Полынь поднял на меня глаза:
– Что «уже»?
– Ты уже построил новый мир.
В комнате стало тихо-тихо. Ловчий замер над чашкой.
– Возможно, ты не заметил этого, но за эти три года после бунта ты уже создал куда больше, чем, кажется, сам понимаешь, – говорила я, и мой голос креп от фразы к фразе. – Ты часть департамента Ловчих – одна из важнейших, причем независимо от того, работаешь ли ты в одиночку, со мной или как угодно еще. Ты часть Дома Внемлющих, даже если приходишь туда раз в неделю. Ты, страшно сказать, часть насыщенной дворцовой жизни. И конечно, еще есть мы… Оглянись, Полынь. Кадия, Дахху, Мелисандр, я, Андрис, даже Анте – у тебя уже есть твоя стая. Твоя новая семья. В Теневом братстве вас объединяла общая цель, но ведь, по сути, вы все были одиноки. А сейчас – да, мы такие дурацкие, и желания у нас максимально разные, и шутница судьба сводит нас иногда из-под палки, но… Мы все-таки вместе. Я не знаю, в курсе ли ты вообще, но для меня ты, господин Полынь из Дома Внемлющих, – один из самых важных людей во всем мире, нет, больше, во всей вселенной, и, если ты вдруг не знал этого, я говорю это теперь. Чего бы ты ни хотел, куда бы ты ни стремился – я всегда поддержу тебя; каждый раз, когда я вижу, что ты улыбаешься чему-то, мне кажется, что это и моя радость тоже; и я не устаю благодарить судьбу за то, что ты есть в моей жизни… – Я запнулась и покраснела. – В общем… Я хотела сказать, что ты уже смог построить все, что хотел и чего боялся. У тебя уже есть этот мир. Ты все сделал правильно.
Я замолчала, смотря на Ловчего. Мои слова показались мне до пепла, до ужаса наивными – но странным образом я почувствовала колоссальное спокойствие оттого, что произнесла их.
Пушистый гостиничный халат щекотал мне шею, из ванны свисала рука безмятежно спящей Кадии. Какая-то рыбка попробовала пробиться в комнату сквозь магический занавес – и ей это удалось. Она удивленно выпала на пол, опешила от нехватки воды и тотчас в два прыжка вернулась обратно в реку. Надо же, молодец какая: не утратила самообладания.
Полынь, слушавший меня без движения, безмолвный и серьезный, как ожившее слово «внимательность», ближе к концу монолога улыбнулся самым уголком рта и коротко кивнул мне. Почти незаметно, будто мы заговорщики. В его глазах вспыхнуло что-то очень непривычное, не то, что обычно там можно было увидеть.
А вот когда я закончила, Ловчий среагировал на всю мою речь в целом, причем очень бодро и артистично, как будто для некоего наблюдающего за нами зрителя, не любящего лирику.
– Пепел… – с чувством протянул он, шлепнув себя ладонью по лбу. – Пепел, я идиот!
И это было сказано так искренне и с таким облегчением, что я шепотом рассмеялась.
– Пепел! – снова повторил Полынь, вскочил на ноги, пробежал по комнате профилактический кружок и снова плюхнулся на пол рядом со мной.
Сказать, что он выглядел удивленным, шокированным даже, – что же я за умник такой, что не заметил, когда перерос свою же драму? – ничего не сказать. Полынь застыл, сидя со скрещенными ногами, глядя в блаженное никуда, и в его глазах чуть ли не гипнотические спиральки завивались – в стиле воскресных комиксов.
Довольно долго у моего огорошенного напарника не возникало никаких новых комментариев, но я и не возражала. Кто я такая, чтобы помешать бравому Ловчему наслаждаться неожиданным озарением?
– Тинави! – напарник наконец встряхнулся, как охотничий пес, и обе руки положил мне на плечи, будто собираясь доверить секрет какого-то древнего зловещего ордена.
– Полынь? – в тон ему ответила я.
Он вздохнул и тут же без пауз отбарабанил:
– В последнее время я нередко думаю, что взять тебя на работу было одним из лучших решений в моей жизни.
– Ого-о-о!.. – восхищению моему не было предела.
– Но если ты начнешь применять это как рычаг давления в наших спорах, я бессовестно возьму свои слова обратно.
– Ага, конечно! – Я сделала эдакий хватательный жест перед его лицом и спрятала кулак за спину. – Все. Никуда ты их больше не заберешь, господин Внемлющий. – Я показала язык.
Он сначала опешил, потом прищурился.
– Отдай по-хорошему, малек! – зарокотал Ловчий.
Я вскинула брови и фыркнула:
– Что, уже? Да я же еще не применила их как рычаг, эй!
Он вдруг резким движением бросился вперед, пытаясь выхватить из моего спрятанного кулака такое несуществующее и принципиальное Нечто. Я с хохотом увернулась и стукнула его подушкой, выхваченной из-под попы.
Полынь задохнулся от возмущения, повалил меня на ковер. Я, повизгивая, начала отбрыкиваться… Подозреваю, это могло продолжаться довольно долго, ко всеобщему удовольствию, но тут из ванной раздался скрип, сонное бормотание – и вот оттуда, раскидывая лепестки роз, вынырнула Кадия.
– Пепел! – ахнула подруга. – Я что, проспала рассказ о детстве Полыни?
Нас мгновенно сдуло на противоположные края ковра.
– Кхм-кхм, да, точно, – спохватился Внемлющий, приглаживая волосы.
Тут как бы из внешних проблем завал, а мы с удовольствием полезли в душевные, а потом вообще… Что ж такое с умными людьми творит весна!
Стоило мне вспомнить о происходящем, как игривое настроение мигом угасло. Но какой-то огонек все равно остался – осел в душе, тихонечко светясь и радуя, между сотнями, нет, тысячами, нет – миллионами других теплых моментов, всех вместе составляющих жизнь.
– Не переживай, что пропустила сам рассказ, Кадия, – уже серьезно, по-деловому кивнул Полынь. – Грубо говоря, главная идея моего рассказа сводилась к тому, что нормальных Ходящих изначально пытаются довести до душевного состояния сирот, чтобы они легко «зацепились» потом на культ Архимастера, с годами перерастающего в культ Шолоха… А вся цепочка секретов и задачек «отбора» помогала вычленить детей определенного склада ума и характера. Поэтому то, что Тишь и Гординиус выбрали поставщиком Виров детский дом и устроили там какую-то игру, – максимально логичная идея.
