Он смотрит в мои глаза, и я начинаю плакать. От рассказа его душу рвёт на части.
– Твоё имя такое значение и имеет – радость, счастье, – с внезапной нежностью говорит незнакомец, но тут же усмехается: – Служивый, много тебе радости перепало? Сделала она тебя счастливым?
Смотрю на Тихона. Она застыл изваянием каменным. Ни одна мышца не дрогнет на лице. Смотрит куда-то в сторону и слушает внимательно. И молчит.
– Мне вот – нет, – продолжает мужчина свой монолог. – Я был двойным агентом, и меня подставили. Решили по-быстрому сделать из меня козла отпущения. Но и я не лыком шит, слил информацию террористам и переметнулся на их сторону окончательно. На меня объявили охоту. Я хотел отвезти Надьку с дочкой к её троюродному брату Асланбеку, но не успел…
Он ненадолго замолкает, набираясь сил.
– Дальше, служивый, ты знаешь, – он смеётся. – А вот девка – нет.
Тихон переводит взгляд на меня, и я вижу, что нет в нём ни намёка на былые чувства. Всё, что зарождалось, погибло под сенью сегодняшних встреч. Тяжело сглатываю и пуще прежнего плакать начинаю.
– Перебежками перебирались. Из аула в аул. И в одном меня нагнали. Трое их было, дочка, – он рассказывает только для меня, потому что оба мужчины уже были там. В отличии от меня, в сознательном возрасте. – Я вещи в машину паковал на заднем дворе, уже отчаливать из того дома готовились. Мать тебя покормила и уложила в кроватку. Вещи вдогонку в сумки собирала. Трое солдат ворвались в дом. Я услышал очередь автоматную и побежал к вам. Только увидел, как Надька рухнула замертво, а один подошёл к тебе. Нож занёс.
Он еле бормочет себе под нос, но я всё чётко разбираю. Подношу руку к шраму на шее и неистово тру. Это не про меня рассказ! Я не хочу! Тихон со свистом выпускает из лёгких воздух и жадно хапает ещё. Смотрит на меня, но видит кого-то другого.
– Потом этот служивый, – кивает на Тихона, – на защиту твою встал. Не по нраву ему было происходящее, но он был младше всех в команде. И против брата не пошёл бы. Прав я?
Он постоянно обращается к Тихону, но не дожидаясь ответа, продолжает свою историю.
– Брат его ножом по твоему горлу чиркнул, дочка, – выдаёт мужчина. – И мать твою тоже его брат расстрелял. Я затаился в предбаннике, а третий, рыжий, особо и не искал. Чисто, сказал, в доме, и они дальше рыскать пошли. Я обезумел от горя. Надьку мою убили, дочку мою убили. Выстрелил убийце в голову и гранату кинул, чтоб следы замести. Да только гранатой одного зацепило. Рыжего. А служивый, видно, и правда счастливой звездой отмечен. Ни царапины. Добить хотел, но услышал из комнаты кряхтенье. Захлёбываясь кровью, ты всё ещё продолжала попытки дышать. Я бросил всё и повёз тебя к лекарю знакомому, что в группировке мужиков штопал. Страху натерпелись все, пока тебя выхаживали. А только на поправку пошла, свёз тебя к Асланбеку. Чтоб жила спокойно. Без матери я бы не сберёг тебя.
Глава 30
Он.
Вспоминаю, словно вчера было. Крик её истошный из кроватки. Тихомира, склонившегося над ней. Чудовищные булькающие звуки крови.
Сколько раз успел покрыть поцелуями этот шрам? И не счесть.
– А служивый, видно, и правда счастливой звездой отмечен. Ни царапины, – продолжает свою сказку Рогоз.
Его слова отзываются во мне горечью. Будто я отраву проглотил, и она бунтует во мне. Счастливой звездой отмечен. Она стала моей счастливой звездой. Севиндж. А теперь смотрю на неё и не чувствую. Ничего. Ни черта. Смотрю на неё, а вижу двух убийц рядом. Отца её. Брата своего. Знаю, что девчоночка не виновата ни в чём. Нет её вины. Но ничего поделать с собой не могу.
– Добить хотел, но услышал из комнаты кряхтенье, – сквозь пелену своих воспоминаний слышу голос Василия. – Захлёбываясь кровью, ты всё ещё продолжала попытки дышать. Я бросил всё и повёз тебя к лекарю знакомому, что в группировке мужиков штопал. Страху натерпелись все, пока тебя выхаживали. А только на поправку пошла, свёз тебя к Асланбеку. Чтоб жила спокойно. Без матери я бы не сберёг тебя.
Без матери, которую отнял Тихомир. И её саму чуть не отнял. У меня. Как мне смотреть на её шрам и не помнить всего этого? Как я стоял и смотрел. Не смотрел, нет. Но позволил своему брату сотворить такое. Не остановил.
Сердце сжимается в спазме болезненном. Так и до инфаркта недолго. Такие откровения не каждый день на тебя снисходят. Не каждый день призраки прошлого предстают в сексуальном женском обличии. В виде милой, маленькой, сладкой девушки. Которая смотрит на меня в поисках поддержки.
Чувствую, как земля уходит из-под ног. Словно проваливаюсь в ад. Мне нет прощения. И не будет никогда.
Она пока не осознала. Не намотала на ус информацию. Но скоро поймёт. Проклинать будет нашу встречу. Избушку лесную. Что мне доверилась.
Поймёт, что наша встреча – грёбанная насмешка судьбы. Все беды к себе тянет, как магнит. И меня притянуло. Чтобы правда горькая вскрылась. Чтобы уничтожить до основания две жизни. Её и мою.
Накидываюсь на Василия. На пол валю. Бью, что есть мочи. За брата. За Севиндж. За то, что не убил меня тогда. За то, что я смотреть на неё не могу без содрогания. За то, что с нами сделала война.
– Тииихон, – слышу за спиной окрик с надрывом, шелест свистящий. – Пожалуйста!
Замираю. Останавливаюсь. Только от одного её голоса впадаю в ступор. Дышу тяжело. Словно в ожидании приговора. Её устами произнесённого.
– Пожалуйста, Тихон, – плачет она. – Ты не убийца!
Застываю в неверии. Не отца защищает. Меня! После всего, что услышала! После всего, что увидела сегодня!
Запускаю руку в волосы.
– Чёрт с тобой, Рогоз, – бросаю. – Сядешь на остаток лет.
– Что, довольствуешься малым? Ты же меня столько лет искал. Отомстить хотел. За то, что брата твоего убил.
– Не за что мне мстить. – тихо признаю. – То была война. Двадцать лет прошло. За своё ты ответишь не передо мной. Осудят по всем статьям.
– Служивый, – говорит он с усмешкой, – пригляди за моей девочкой. Никого у неё нет.
– У неё есть родня, – отрезаю. – Они и приглядят.
Слышу, как завывает за спиной девчоночка. Ничего я не смогу исправить. Не смогу переписать.
Тащу Рогоза в баню и запираю. Скоро помощь должна подоспеть. Полкан – умный пёс, на полустанок командами натасканный. Приведёт подмогу.
Сижу на крыльце. Вглядываюсь в темень. В дом зайти не решаюсь. Как смотреть ей в глаза, не знаю. Как смотреть на неё. В душе зияет дыра размером с космос. Бесконечная. Чёрная. Пустая. Такая же беспросветная, как вся моя жизнь.
За спиной скрипит дверь. Девчонка неслышно выходит и садится рядом. Тянет ко мне руку, но заставляет повиснуть в воздухе. Отдёргивает. Силой. Нехотя. Закрывает рот рукой, сдерживая всхлипы.
