Она стоит в тёмном закутке, прислонившись к стене. Хрупкая. Тонкая. Лишь округлившиеся груди да огромный живот торчат вперёд. Её руки ещё тоньше. Совсем не такие, как я запомнил. Ноги тоже.
Она не видит меня. Пока нет. Смотрит устало на живот. Гладит ладонями. Поднимает взгляд, словно почувствовав, что за ней наблюдают. Лицо искажается болью. Бледная. Под глазами пролегли тёмные круги. Кривит губы и отворачивается.
Преодолеваю расстояние между нами за считанные секунды и бросаю:
– Ты! За мной!
Смотрит беспомощно. К ней подходит официант. Молодой кавказец.
– Всё в порядке?
– В порядке, – отвечаю я не глядя. И тут же к ней обращаюсь: – Вещи твои где?
– Я не пойду с вами, – говорит она. – Мой рабочий день не закончен.
– Где её вещи? – спрашиваю у официанта.
Он – умный малый. Видит, что я не намерен шутки шутить. Чувствует опасность. Молча открывает каморку и кивает.
Хватаю вещи, беру её за руку и иду на улицу. Волоку её за собой.
– Стойте, – говорит она, но я иду молча.
Много хочу ей сказать. Но сначала нужно успокоиться.
– Тихон, – я вздрагиваю от звучания своего имени на её губах. – Я не могу так быстро. Ребёнок…
Я резко останавливаюсь, и она врезается в моё тело.
– … перевернулся и давит на мочевой пузырь.
Усаживаю её на ближайшую лавку. Хожу вперёд-назад размашистыми шагами. Злюсь. На себя. На неё.
– Ты знала! – обвиняюще рычу. – Знала и ни черта мне не сказала!
– Вы ясно дали понять…
– Серьёзно? – взрываюсь я. – Ты это сейчас серьёзно говоришь? То есть, ты считаешь, что этот небольшой нюанс ничего не меняет? Почему не сказала?
– Я хотела, – она качает головой, – но не знала как.
– Как насчёт: «Тихон, я беременна»? – кричу. Она съёживается. – Есть много разных способов, но ты промолчала.
– Я собиралась сказать. Честно. Сначала я искала нужные слова, а потом… – Она вскидывает подбородок и смотрит мне в глаза. – Вы выгнали меня. Вы ясно дали понять, что…
– Лучше молчи, – грубо перебиваю.
Она отводит взгляд в сторону. Молчит. Руки ложатся поверх живота. Гладят. Лёгкая улыбка касается её губ. Мимолётной вспышкой. Отголоском воспоминания. О времени нашего счастья в избушке лесной.
– Ты больше не можешь там работать, – говорю ей.
– Могу, – упрямо отвечает. – Я должна. У меня нет выбора.
Я не оставил ей этого выбора.
– Мне предоставили комнату, но я должна работать в кафе, чтобы её оплачивать. Это… близкие друзья моего дядюшки. Они терпят меня только потому, что я работаю. Я не могу остаться на улице. Скоро похолодает.
Она цепляется пальцами за мои руки.
– Пожалуйста, Тихон, – умоляет. – Я должна вернуться, пока меня не выставили вон. Мне негде больше жить. Я не могу вернуться домой. Дядюшка меня не примет.
– Не неси чушь! – Вырываю руки из её хватки. – Мать моего ребёнка не будет работать поломойкой в долбанном кафе, чтобы оплачивать комнату! И жить в каком-то грязном клоповнике тоже!
– Мне некуда идти, – твердит она. – Я не могу остаться на улице. Ребёнок скоро родится. Я просто не могу!
– Какой срок? – задержав дыхание, спрашиваю.
– Около 32 недель, – не таит она.
– Около? – уточняю.
Она шумно сглатывает и нехотя отвечает:
– Я не стою на учёте. У меня нет на это времени.
– Блин! Ты издеваешься?
– Я хорошо себя чувствую. Никаких проблем нет, – оправдывается она и еле слышно добавляет: – У меня нет документов и денег. Я… копила на рождение ребёнка. Я одна. Обо мне некому позаботиться. Отца посадили, вы же знаете. Дядюшка выгнал меня из дома, потому что я опозорила его. Принесла в подоле. Сжалился и направил к своим друзьям. Я работаю за крышу над головой и еду. Изредка получаю на чай. Всё откладываю на ребёнка.
По её щекам катятся слёзы. Она полна решимости. Достучаться хочет до меня. Объяснить.
– Я должна вернуться на работу, извините.
Девушка встаёт с лавки и осторожно берёт свои вещи. Я хватаю её руки. Удерживаю.
– Услышь меня! – рычу ей в лицо. – Ты не будешь там работать! Ты не останешься там жить! Я всё сказал. Сейчас мы заберём твои вещи из квартиры и поедем в клинику. А потом я отвезу тебя домой. Ты больше не одна. И о тебе есть кому позаботиться. С документами что?
– Они забрали… Когда дядюшка меня привёз. Понимаете? Чтобы я не сбежала. Словно мне было куда.
Скриплю зубами:
– Хорошо, сейчас решим этот вопрос. Идём. Дел много, а тебе отдых нужен. Ты очень плохо выглядишь.
Она подчиняется, и я благодарю небеса. Я не в том состоянии, чтобы спорить с ней. Не сейчас.
Глава 35
Она.
Я знала, что Виктор всё расскажет ему. Ведь он так и не дал мне обещания. С той самой минуты, как он ушёл из кафе, я ждала Тихона. Думала, что буду готова. Но оказалась абсолютно не готова.
Острая боль пронзила всю меня. Насквозь. Вырывая сердце. Сковывая дыхание. Выбивая из-под ног почву. Я не хотела видеть его. Не хотела идти с ним. Но он не стал меня слушать. Просто забрал и увёз. Спорить бессмысленно. Это я прекрасно знала. Помнила. Как сейчас. От и до. Тихон слишком упёртый, чтобы слушать кого-то другого. Чтобы слушать меня.
– Это здесь? – спрашивает он, паркуясь возле дома.
В городе он выглядит совсем иначе. Уверенный мужчина в дорогом костюме за рулём огромной чёрной глянцевой машины. Я вижу, что ему не нравится этот грязный панельный дом. И знаю, что не понравится остальное. Серые обшарпанные стены, вонючий подъезд, тёмная квартира, давно не знавшая ремонта.
Я молча выхожу и иду к подъезду. Тихон следует за мной. Я чувствую его за спиной.
Он морщится, оглядывая обстановку. Лифт с крохотной кабинкой ползёт слишком медленно. Нам тесно в нём вдвоём. Мой живот упирается в мужчину. Ребёнок шевелится, и я замираю. Смотрю на Тихона. Почувствовал или нет? Вижу ответ в его взгляде.
Трепет. Мягкость. Умиротворение. Волнение. Нежность.
Кажется, он не дышит. Руками обхватывает живот и чувствует под ладонями толчки и перекаты. И я не дышу. Ощущаю через тонкую ткань его жар. Уже забыла, какой он горячий.
Двери лифта открываются, и Тихон с трудом отрывается от живота, скрывающего моего ребёнка. Нашего ребёнка. Чувствую себя побеждённой. Сдавшейся.
Как бы он не обидел меня в прошлом, я простила его. В тот самый момент, как прочитала чувства к ребёнку в его взгляде, сразу простила.
