Теперь это её излюбленный аргумент. Чертовка нашла рычаги давления. Повзрослела после происшествия. В один миг. И манипулирует мною.
Смотрю на неё. И вижу слетающую с губ усмешку.
– Ты можешь помочь мне, Тихон. – Она сощуривает глаза и смотрит лукаво. – Либо ты можешь уйти, и я сделаю это сама. Я помню, что ты делаешь своими пальцами. Уверена, у меня получится не хуже!
Зараза! Я готов взорваться в долбанные брюки от одних её слов.
– Чёрт с тобой! – рычу в ответ. – Но если тебе станет хуже, сына не получишь!
Она обиженно смотрит на меня, и я смягчаюсь.
– Прости, – покрываю её лицо поцелуями. – Ты же знаешь, как сильно я переживаю за тебя? Если тебе будет больно…
– Я скажу, чтобы ты прекратил, – кивает она. – Обещаю. Я не враг себе. Я просто скучаю по тебе. Я хочу увериться, что ничего не изменилось… Что ты всё ещё любишь и хочешь меня.
– Этого ничего не изменит, Севиндж. – Я качаю головой. – Для этого тебе не нужно переступать через боль.
– Тихон, – закатывает глаза, – я хочу, чтобы ты заставил меня забыть весь тот ужас…
Закрываю её рот поцелуем. Не хочу, чтобы она вспоминала… Хочу, чтобы скорее забыла.
Глава 55
Она.
Он нерешительно касается меня, не прерывая поцелуя. Я веду себя нечестно по отношению к Тихону, но комплексы затуманили мне мозг. И я действительно хочу этих прикосновений. Жажду его ласк.
Так отчаянно, что закрываю глаза на сочащуюся кровь.
– Только не напрягайся, – умоляет он в последний раз.
И нежно гладит набухающий клитор. Он ласкает меня как раньше. Ничего не изменилось. Только он стал… более бережным. Боится сделать больно. Я чувствую нотку удовольствия. Отдалённую. Он усиливает трение и сжимает сосок. Моя грудь сейчас – бомба замедленного действия. Того и гляди, взорвётся, расплескав молоко. Но Тихон аккуратно сминает сосок, и мне приятно. Не хватает только немного наполненности.
– Может, ты попробуешь палец…? – стыдливо предлагаю ему. – Ну знаешь, неглубоко?
– Нет, Севиндж. Нельзя. Туда нельзя, – говорит он. – Но я могу сделать приятно чуточку иначе. Доверишься?
Киваю без раздумий.
Чувствую давление вокруг плотного колечка чуть ниже. Краснею от мысли, что он задумал. Тихон целует меня, нежно щиплет сосок, гладит клитор и медленно наполняет тугое отверстие своим пальцем. Это наполнение смущает меня. И в то же время – я чувствую невероятное возбуждение. Ярко. Чувственно. Порочно.
Тихон тяжело дышит. Вижу в его глазах желание. Отчаянное. Изнуряющее. Он двигает пальцем – туда и обратно. Медленно, но постепенно ускоряясь. Усиливает трение чувствительной жемчужины. И я взрываюсь.
– Ааааах, Тииииихон! – он заглушает мои стоны поцелуем.
Глотает торопливо звуки. Мне немного больно от сокращения мышц, но эта незначительная боль ничто по сравнению с теплом, что разливается по моему телу.
Тихон собирает кровь полотенцем и усмехается:
– Получила, что хотела? Теперь снова нужно ополоснуться.
Он омывает меня и помогает одеться.
Сажает меня на кровать.
– Мне пора, Севиндж. До завтра, – наклоняется, чтобы поцеловать.
Но я не хочу отпускать его так быстро. Не в таком взвинченном состоянии. Кладу ладонь на раскалённый бугорок под ширинкой, заставляя его замереть.
– Если мне нельзя заниматься с тобой любовью, Тихон, это не значит, что я не знаю, как сделать тебе приятно, – шепчу я.
– Твои губы ещё не зажили, как следует, – он качает головой. – Не нужно, Севиндж. Я дождусь, обо мне не беспокойся.
– Не говори ерунды, – дразню я и расстёгиваю молнию. – Я хочу этого не меньше тебя.
Высвобождаю огромный член и беру в рот. Сразу на всю длину. Чувствую руку мужа в волосах. Он плавно задаёт ритм, наслаждаясь процессом. Он слишком возбуждён. Ему не требуется много времени.
– Даааа, Севиндж! Чёрт! Какая ты у меня…! Дааааа!
После он всё-таки уезжает, оставляя меня в нетерпении ожидать завтрашнего дня.
***
Я открываю сумку и рассматриваю вещи. Их собрал для меня Тихон. Несколько комплектов белья, мягкие платья, компрессионные колготки, кардиган и платок. Несколько пачек послеродовых прокладок, прокладки для груди, расчёска, косметичка с кремом, тушью и помадой. Улыбаюсь. Мне приятна забота этого огромного мужчины, пусть его выбор иногда и вызывает у меня улыбку.
Надеваю самое лучшее платье. Заплетаю волосы в тугую косу. И жду. Мои руки бьёт мелкой дрожью. Не верю, что это реально, что долгие месяцы ожидания сыночка и бесконечные дни страха за его жизнь наконец закончены.
Безотрывно смотрю на дверь. Даже не мигаю. Даже не дышу.
Вижу, как ручка опускается вниз, и в палату входит Тихон. В его огромных надёжных руках в белоснежном слипе и трикотажной шапочке шевелит ручками и ножками наш сын. В сравнении с отцом он просто кроха!
Я не могу встать. Ноги не слушаются. Я лишь сижу и бесшумно лью слёзы.
Тихон мягко улыбается и отдаёт мне ребёнка. А потом целует меня в макушку.
– Я оставлю вас ненадолго, схожу за сумкой с его вещами. А вы пока знакомьтесь.
Я благодарна ему за это. Мне необходимо немного времени наедине с сыном.
За Тихоном закрывается дверь, и мы остаёмся вдвоём. Я и младенец на моих руках. Смотрю в его личико, любуюсь кукольными чертами и красивыми тёмными глазками. Целую крохотный носик. Вдыхаю детский сладкий запах. Целую каждый маленький пальчик и мягкие ладошки. И наконец говорю это.
– Ну здравствуй, Тихомир, – шепчу малышу. – Я так ждала тебя, мой мальчик! Так боялась потерять! Так хотела, чтобы ты родился здоровым, крепким, красивым! И наконец дождалась. Я люблю тебя, сынок. Люблю больше всех на свете!
Я вытираю слёзы. Это оказалось просто. Имя чудесное и подходит ребёнку. Больше у меня нет ни единого сомнения.
Тихомир кряхтит, и я пробую возможности одежды для кормления. Прикладываю его к груди и смеюсь от его жадных чавкающих звуков. У него хороший аппетит. Он крупненький и крепенький. Как папа.
Который как раз возвращается с двумя сумками наперевес. Улыбаюсь ему и покачиваю сына.
– Тихомир проголодался, – говорю мужу, – и ты был прав – грудь сосать ему нравится больше.
Смотрю прямо в его глаза. Меня не смущает ничего, а он в смятении. Мы не обсуждали, как назовём ребёнка. Ни разу. Он был малышом, сыночком, сынишкой, крохой, но никогда мы не примеряли к нему какое-либо из имён.
Тихон ставит сумки на стол и подходит к моей кровати. Гладит сыночка по головке. Он молчит. Не произносит ни звука. Молчит так долго, что мне хочется извиниться, забрать свои слова назад. Но тут он усмехается и поднимает взгляд прямо мне в глаза.
