И неожиданно смеюсь. Лёгкость на душе – не к добру. Моя жизнь не создана для лёгкости.
Девчушка возвращается и молчаливо садится за стол.
Я выкладываю деревенские гостинцы перед ней.
– Это для тебя, ешь.
– Спасибо, Тихон. Вы очень добры ко мне.
Витюша присвистывает.
– Хозяюшка, вы всегда к Тихону на «вы» или в присутствии посторонних?
Болван. Косяк на косяке. Забыл, что обещал не донимать девчонку. И не извинился!
– Только при посторонних, – закрываю тему и обращаюсь к девчушке. – Виктор мне почти родственник, отбрось «выканье». И к нему тоже.
– Хорошо, – шелестит и прячет глаза.
Накладывает, как пташка, горстку творога и поливает мёдом.
– Надо бы шашлык замариновать, есть у тебя рёбра или шея? – Спрашивает гость.
– Сейчас достану размораживать, – киваю, – к ужину пожарим свинины.
– Я не ем свинину, – слышу её голос.
Смотрю удивлённо, и она спешит оправдаться.
– Ничего страшного, я вчерашнюю курицу буду есть. Я легко могу вообще без мяса. Не берите в голову.
Оставляю все вопросы на потом и приступаю к завтраку.
Когда Витька выходит покурить, выставляю у кровати сумку с вещами.
– Вот, это тебе. Кое-чего по мелочи раздобыл. – смущаюсь отчего-то.
Она подходит, трусливо открывает сумку и внимательно разглядывает вещи. Достаю из кармана её бельё из бани и кладу сверху.
– Забыла, – сохраняю равнодушный тон всеми силами.
– Спасибо, – шелестит она и поспешно накрывает рукой своё добро. – Извините, я больше так не буду.
Глава 9
Она.
Боже, мне так стыдно, что я готова провалиться сквозь землю. Желательно, прямо сейчас!
Этот мужчина раздевал меня в первый день, видел моё тело – видел моё голое тело! Видел, как его друг в беспамятстве шарит руками по моему телу! Теперь он ещё и касался моего белья. А ещё он дважды меня спас. И я спала на его коленях. И он держал меня на руках. И он утешал меня. И я сидела у него на коленях. И он держал моё лицо в руках своих огромных. Бережно. Как нечто ценное.
Голова идёт кругом. От всех этих событий. Или от его близости. Не знаю.
В бессознательном состоянии беру первую попавшуюся вещь и перевожу взгляд. Тяжело сглатываю. У меня в руках крошечные полупрозрачные трусики.
Краснею от одной мысли, что когда-либо смогу такие надеть. Горю от мысли, что когда-либо позволю кому-то такие с меня снять. Или свои. Разницы нет особой. Рано или поздно это случится. Возможно, даже быстрее, чем мне кажется. Или лучше никогда.
Как во сне смотрю на стопку нижнего белья и поспешно откладываю в сторону. Не могу перебирать у него на глазах. Стыдно.
Туда же спешно летят пачки прокладок. Очень заботливо с его стороны. Не ожидала.
Достаю наряды, не разглядывая. Знаю, что не всё смогу надеть. Но мне приятна эта неожиданная забота огромного мужчины.
– Вещи очень красивые, спасибо, – смотрю на него. – Вы очень добры ко мне. Я благодарна вам за заботу.
– Насчёт «выканья» я говорил серьёзно. – Он касается моего лица. Снова.
Взгляд пробирает до костей, вызывая дрожь по телу. От его огромных горячих ладоней всё внутри меня напрягается. Никогда прежде я не испытывала такого.
Я чувствую, что что-то происходит со мной, с моим телом. Меняется, перестраивается. Внутри меня концентрируется энергия. Тёмная, пугающая, вызывающая такие желания, которые я никогда не пыталась познать.
Высекает. Делает зарубки. Ставит пометки.
Между нами сквозит всё это. Я чувствую.
Электричество. Тепло. Искры. Химия.
Только от того, что Тихон бережно держит в руках моё лицо. Гладит неосознанно пальцами кожу тонкую.
Его пальцы толстые и грубой кожей покрытые. Привыкшие к тяжёлой работе. Но сейчас они порхают по щекам и скулам, что крылья бабочки. Почти не заметно.
Если бы не напряжение внутри меня, я бы и не заметила. Так и думала бы, что ладонь лежит себе спокойно на лице моём.
Я кладу руку на его широкую стальную грудь. Он жадно хватает ртом воздух и ко мне приближается. Медленно. Склоняется. На лице – смятение. И что-то ещё. Мне незнакомое.
Его руки скользят, впиваются в кожу на шее. Ложатся поверх шрама. Обводят узор безобразный по контуру.
Смотрит на меня, словно прочесть пытается. В душу самую заглядывает. Черпает ложкой сироп из моих чувств. А я задыхаюсь от его близости. Никогда не стояла так близко к мужчине, что плоть его вздыбленная едва ли не в живот мне упирается.
Тихон пышет жаром. Излучает его. Обволакивает. Покрывает всё вокруг. И тело моё, и душу. Но меня трясёт, как от холода.
Делаю шаг вперёд. Крохотный. Незаметный.
Ощущаю мощь органа детородного, как из камня высеченного. Прямо своим напряжённым животом. Пламя внутри разгорается, незнакомое, пугающее. Стыжусь своих чувств. Познать пытаюсь. Понять.
Благодарность? Нечто большее. Не приучена я к такому. Благодарность в словах проявляется. Я же иного хочу. Тело требует. Всегда молчало, а теперь – словно своей жизнью зажило, и меня не слушает.
Встаю на цыпочки. Боюсь, что оттолкнёт. Грудь его поднимается и опадает со скоростью бешеной. Сердце, того и гляди, выскочит. И моё – его сердцу вторит.
Глажу бороду. Облизываю пересохшие от чего-то губы. Он рычит утробно. Словно зверь огромный. Голодный. Отказа не знающий.
Накрывает мои губы своими. Грубо. Беспощадно. Язык врывается в мой рот. Дурманит. Заставляет забыть своё имя. Выжигает в памяти новые воспоминания. Навсегда с ним одним связанные.
Руки мужчины обвивают моё хрупкое тело. И невозможно понять, где кончаюсь я, а начинается он сам.
Пальцы шершавые гладят моё лицо, шею, ключицы. Гореть заставляют. Я краснею. Касается голой кожи. За талию тянет к себе навстречу. Трётся в безумстве ласк. Огромным твёрдым стволом. Пошло? Не так воспитана? Разве нас не такими создал Бог? Не для этого?
Разве не самое естественное желание – продолжить род с сильным, здоровым мужчиной?
Рука его скользит вверх. Накрывает грудь напряжённую. Срывает быстрые ласки. Грубо тянет, скручивает одеревеневшие вершины. Тут же гладит. Чувственно. Невесомо. Между пальцами перекатывает. И снова грубо щиплет. Заставляет стонать в его жаркий рот. И я стону. И я тянусь навстречу его рукам.
Чувствую напряжение внутри небывалое. Словно невидимые струны души до предела натянуты.
Руку запускает в мою промежность. Гладит сквозь ткань. Другая рука скользит по груди. И я не знаю, как спрятаться от этих чувств, что лавиною обжигающей накатывают. Порабощают.
