Народу в парке хватало. Обнимающиеся парочки и задумчивые одиночки, мамаши с колясками и папаши, увешанные детворой, галдящие бабушки и читающие дедушки. Многовато для разведки… А впрочем, «что обо мне подумают» существует лишь у нас в голове. Люди эгоистичны и в девяноста процентах случаев думают только о себе, а в остальных десяти – о тех, с кем они связаны, и то лишь потому, что связаны. И до тех, кто шныряет рядом, им нет никакого дела.
Словом, я купила мороженое и побрела по аллеям, изучая всё подряд, от скамеек и фонарей до деревьев и клумб. Необычного попадалось много: права Гульнара, мы смотрим… краешком мозга, не обращая внимания на массу любопытных вещей. Разноцветные клумбы на газоне, мимо которых я ходила едва ли не каждый день, оказывается, выложены из камней и образуют надпись «140 лет городу» – три строчки, три ряда – белый, синий, красный. А солнечные часы на пологой лужайке, с разноцветными петуньями меж стрелок и цифр, реально рабочие, хотя я всегда считала, что декоративные.
Увлекшись новым старым миром, я обошла три широкие «кольцевые» аллеи, кругами расходившиеся от центрального фонтана, и занялась исследованием узких продольных троп. Они вились от того же фонтана перпендикулярно «кольцам» и делили парк на тенистые сектора, в одном из которых и находились знаменитые шкаф с креслами. Я нарочно к ним не торопилась: в светлое время суток там постоянно толпятся желающие пофотографироваться в количестве, примерно равном числу приглашённых на свадьбу гостей плюс невеста с женихом плюс «технический персонал». А мне надо подойти к креслу, присесть, подумать, встать, присмотреться, воспроизводя сон…
Облом случился и здесь. Я добралась до кресел в начале одиннадцатого, когда, по моим расчётам, они должны были пустовать, но там зависала парочка малолеток. Оккупировав «ведьмино» кресло, они самозабвенно обжимались и на меня посмотрели как на врага народа. А я уже устала шататься без дела, да. И мне завтра вставать в полвосьмого. Пошли все нафиг.
Игнорируя недовольные взгляды парочки, я невозмутимо подошла ко второму креслу, села и достала телефон – типа для селфи. А сама уставилась в камеру, нацелившись на кусты напротив, и увеличила изображение. Нет, не сверкает… Или не вижу, или время ещё не то…
– Эй, это наше место! – не выдержала моего присутствия девица.
– Предъявите чеки и их копии, – я встала, по-прежнему глядя в экран сотового, – на покупку кресел и особенно земли. И табличку, что по таким-то документам этот кусок земли принадлежит таким-то людям, – и, опустив телефон, взглянула на молодёжь, отмечая слегка нетрезвый вид: – У тебя, кстати, паспорт-то есть? А если не найду?
– Слышь, да пошли отсюда, – принял верное решение парень. – Она, кажись, того…
Я с усмешкой посмотрела им вслед и перевела дух, расслабляясь. Всё, пока никто не мешает… Убрав телефон, огляделась, убедилась, что стою на нужном месте, и прищурилась на хаотично разбросанные по зелёному пятачку деревья. Берёзы, рябинки, кусты – всё как во сне. И на секунду даже внимательный взгляд в спину почудился, но, обернувшись, я никого не увидела. Показалось…
Из-за деревьев, однако, ничто не сверкало, и, смирившись, я Магометом отправилась к своей горе. Через лужайку к аллее, сквозь сиреневые кусты к деревьям… и сквозь подступавший сумрак к свету. Фонарь обнаружился внезапно. Не заметив его среди ветвей, я подумала, что ошиблась в предположении, но нет. Фонарь был. Очень старый, чугунный, одноламповый. Нерабочий.
А на аллее уже зажглись современные оранжевые фонари, и в отблесках их света из-за деревьев я будто снова очутилась во сне с ведьмой – и в ранней осени. Зелень отсвечивала рыжим, под ногами шелестели сухие листья и даже запах изменился. В парках городские вечера неуловимо пахнут прогретыми улицами и пылью, а здесь – свежесть с ноткой увядающей горечи.
Я обошла фонарь, внимательно изучая каждую деталь. Метровая квадратная тумба-постамент, а на ней, ввинченное в потрескавшийся камень, находилось нечто, похожее на настольную лампу. Дуга ножки с завитком наверху, на котором висел «домик» – круглая металлическая крыша с заостренной маковкой и кольцом-держателем, решётчатый овал застеклённых «стен». Нет, конечно, не лампа. Точь-в-точь заброшенный домик для фей или парковых эльфов.
Достав телефон и сделав пару снимков, я приблизилась к тумбе и, подсвечивая сотовым, всмотрелась в пыльное, закопчённое стекло. И как оно уцелело-то – как не разбили хулиганы… Фонарь, спрятанный среди берёз, казался пришельцем из другого времени… как и ведьма в шляпе и чопорном платье. Вот куда шкаф-то с креслами надо поставить. Починить фонарь – и сюда бы еще больше народу сбежалось, чем…
– И что ты хочешь там найти?
Внезапный вопрос прозвучал взрывом хлопушки. Я испуганно вздрогнула и в сердцах выругалась:
– Да что ж вы, мать вашу, все так подкрадываетесь-то, а?! – и резко обернулась.
Опа. Знакомая синяя майка… Мир, чёрт, да ты не просто тесен, ты малокомплектен, как деревенская школа, и явно не собираешься вмещать в себя никого, кто не касается проклятой ведьмы или её «бабочек»…
Дважды замеченный поблизости парень наконец соизволил «познакомиться», и я интуитивно поняла, что это обещанный мне в помощь родной брат Гульнары. Загорелый, высокий и сухощавый, на вид – немногим старше меня, но волосы седые, а глаза – те же самые, описанные Верой Алексеевной, – чёрные. Не безумные, но неприятные – холодные, колючие, надменные. И под их прицелом сразу стало не по себе и захотелось спрятаться за фонарную тумбу. Для начала.
– А кто подкрадывался до меня? – в низком голосе обманчивая вкрадчивость, а взгляд требовал: «Говори!»
«А во!» – про себя я по-детски показала дулю, а вслух сердито спросила:
– А ты кто такой, чтобы разговаривать со мной приказным тоном, да ещё и не представившись? – и для проверки добавила, нарочно употребив уменьшительно-ласкательное имя проклятой: – Брат Гуни?
Он не ответил, лишь прищурился так, что мне стало страшно. Но спрятаться за тумбу я не успела. Лишь увидела хватательное движение его руки – и в голове взорвалась боль. Режущая, тянущая… точно из меня что-то вытаскивали. Выкачивали.
– Плохо, – услышала я как сквозь вату, и боль исчезла, оставив слабую, покалывающую пульсацию в висках.
Я сидела, прислонившись к тумбе и запрокинув голову, а над моим лицом клубилась туча. Да, даже сквозь вечерний сумрак она проступала очень отчётливо. И ещё сильнее ощущалась – липкой, влажной, жуткой.
– Это, – указал парень на «тучу», – сила Гуни. И хотел бы я знать, где ты её подцепила, – он нервно потёр подбородок. – Она же светлая ведьма… была. Теперь явно тёмная.
Я посмотрела зло, но сказать ничего не успела. Заклинатель присел на корточки и неохотно объяснил:
– Обычно эта дрянь сидит неглубоко, но чутко реагирует на любое волшебство – от первых же слов простейшего наговора прячется так, что не вытащить. А вынимать необходимо. Жизненно. И быстро.
– Конечно, пользуйтесь тем, что я не в курсе ваших заморочек и без нужной информации не отличу правды от вранья… – проворчала я, потирая виски.
