«Насекомая» нечисть – очень совестливая», – сказала Марьяна, а «соседка» заметила, что нечисть никогда не лжёт. И пока за нами не пришли, самое время узнать, что правдиво, а что – не очень. Эта история ещё не закончилась – только обрастает подробностями, а я застряла в её центре, как в паутине. Любая информация может оказаться жизненно важной.
– Это правда? – я глотнула кофе и искоса посмотрела на Вовчика. – Вы никогда не обманываете?
– Правда, – душка-бармен явно обрадовался разговору. – Как в природе большинства людей врать и изворачиваться, скрывая неприятную правду, так в нашей – отвечать начистоту. Всегда. Это похоже… – он тоже сделал глоток кофе, скривился, оценивая растворимый порошок на «неуд», и задумчиво продолжил: – Это какой-то глубинный страх, передающийся на генетическом уровне из поколения в поколения. Страшно солгать, даже если вопрос неприятен и не хочется отвечать. Кажется, соврешь – и всё, привет. Случится гадость. Наверно, прокляли нас ведьмы. Запретили врать.
– Но ведь от ответа уйти нетрудно, – возразила я.
– Ну да, – согласился Вовчик. – Но не всегда. Мы учимся изворачиваться и говорить иносказательно, но на прямой вопрос «ты – нечисть?» можем ответить только одно.
– А?.. – начала я, но душка-бармен резковато перебил:
– Извини, не помню.
– Но…
– И не знаю, кто это был – кто вселился в тело той женщины. Никогда не встречался ни с чем подобным. Так подселяться, перестраивая под себя тело и насыщая кровь магией, умеют только бесы. В наше время они считаются самыми сильными из высшей нечисти… – пауза, и тихое: – Но подчинить и переделать слабое человеческое тело так, чтобы оно владело магией, за сутки не могут даже они. Честно, не знаю, кто это. Но мне… страшно. Очень, Радка, – и «муравей» зябко повел плечами. – Вдруг современные ведьмины амулеты, защищающие нас, им не помеха?..
– «Бабочки»? – я спросила о том, о чём знала.
Ведь одну же «нетопырь» точно обнаружил – в охраннике с моей работы. Хотя между ним и «соседкой» – бездна разницы.
– И «бабочки», – вздохнул душка-бармен и скривился после очередного глотка растворимого кофе, – и чёрте что еще. Я не спец. А вот в чём я точно спец, так это в кофе, и оно здесь стрёмное. Вернёмся – напою нормальным.
Я невольно улыбнулась:
– Звучит соблазнительно. Но… – вернёмся ли?..
«Муравей» посмотрел внимательно:
– Кончай, Рад. Ты же понимаешь…
Дверь скрипнула, пропуская в холл незнакомую девицу. Непримечательная, блеклая и совершенно обычная: худая, короткие светлые волосы, светлые глаза, джинсовые капри, свободная серая майка. Я невольно подумала о Марьяне. Что та, что эта – встреть на улице, и не скажешь, что ведьмы.
– Вас ожидают, – сухо и чинно объявила она вместо приветствия. – Следуйте за мной.
Мы вышли в длинный коридор. Бесконечные одинаковые двери, серый ковролин, неяркий свет – и опять никакой магии. Мне отчего-то казалось, что в логове Верховной колдовства будет пруд пруди, ведь здесь-то ведьмам незачем скрываться, но нет. Ведьмовская штаб-квартира ничем не отличалась от десятков других бизнес-центров. Кроме того, что мы прилетели сюда на диванной подушке, да.
Вовчика отцепили, едва мы оказались в очередном, как две капли воды похожем на первый, холле. Ведьма-провожатая открыла ближайшую же дверь и вежливо попросила душку-бармена зайти, дабы посовещаться с одной из «рук» Верховной.
«Муравей» посмотрел на меня беспокойно, одними губами произнес: «Ни пуха…» и послушно скрылся в кабинете. Дверь за ним захлопнулась, и мы с девицей отправились дальше – до конца коридора. Оный вел строго по прямой и закончился неожиданно, упершись в единственную неприметную дверь.
И неожиданно же раздался звонок. Из моей сумки. Сотовый, о котором стараниями Вовчика я благополучно забыла, заверещал очень знакомой мелодией. Я даже ушам своим не сразу поверила, когда её услышала.
Ведьма-провожатая остановилась, всем своим видом выражая недовольство моим неуважением к аудиенции у Верховной, но промолчала, ожидая, когда я найду в сумке телефон. А я, выловив сотовый среди блокнотов, едва сдержала истерический смешок. Бывший. Стандартно звонил в пятницу вечером и жаждал общения. В моём мире всё встало с ног на голову, а в его царили обязательный покой и распланированный порядок.
И я с большим сожалением – впервые со дня расставания – сбросила вызов. Он напомнил о двух вещах.
Во-первых, со дня первого письма прошла всего лишь неделя, хотя мне кажется, что я уже целую новую жизнь прожила. А во-вторых, о том, что всё можно вернуть на круги своя. И я могу вернуться в привычный мир. Да, с новыми знаниями и без Виталины Марковны, зато с Марьяной и Вовчиком, он будет иным. Но всё же… моим. Тем миром, в котором я родилась, выросла и работала. И в котором хотела жить.
И, клянусь, если к следующей пятнице мы закончим с делами, я возьму трубку, чтобы поблагодарить за напоминание. Без объяснений и подробностей, но спасибо скажу. Если рядом со мной жизнь, минуя магические проблемы, идёт своим чередом, значит, так может быть и у меня. И обязательно будет.
– Извините… – я неловко улыбнулась провожатой, пряча отключенный телефон в карман бриджей.
Она открыла дверь, заглянула в кабинет, что-то негромко спросила и жестом пригласила меня войти. И я вошла, пребывая в странном, пришибленном спокойствии. Одной цели я всеми правдами и неправдами достигла. Плюс, впервые за эту безумную неделю, я нащупала вторую, не менее важную цель, которой захотелось достичь даже больше нахождения Гульнары или ведьм вообще.
Хочу вернуться… домой. В свой мир. И к себе. Во всех смыслах этого слова.
Глава 6
И ещё было у мамы в характере что-то такое…
ну, прямо поразительное, почти волшебное.
Знаете, бывают такие ящички.
Откроешь один, а в нем – другой, а в другом – третий.
И всегда остается ещё один ящичек про запас,
сколько ты ни открывай.
Джеймс Мэтью Барри «Питер Пэн»
В кабинет к Верховной я заходила как на приём к стоматологу, причём на повторный. На котором пару раз пролеченный зуб опять будут сверлить, ковырять… В общем, с ощущением безысходности, «надо» и покорности судьбе. Но, зайдя, так удивилась, что на минуту забыла о надоевшей многократной «повторности».
Во-первых, кабинет «всея» Верховной был крошечным – едва один диван уместился, во-вторых, зеркальным – пол, стены, потолок. А третьим удивлением стала сама Верховная. Она представлялась важной дамой – в строгом костюме или платье-футляре, при макияже, украшениях и каблуках, пожилой, представительной и властно восседающей минимум в шикарном кожаном кресле. А оказалась уставшей молодой женщиной: на вид слегка за тридцать, в модно дырявых джинсах и серой спортивной майке. Сухощавая, загорелая, без единого амулета, она сидела на диване, пождав босые ноги, и смотрела в зеркальный потолок.
