«Б. подозревает. Кто сказал? Кровь? Медитации? Надо написать. Не то сорвётся».
«А. такой приятный… Жаль, наблюдатель. Но помогает. Кажется, нравлюсь… В закрытый после 12 ночи. А. сказал, ему можно».
Я листала записную книжку, погружаясь в последние годы жизни Гульнары. Некоторые страницы были вырваны и дополнены вставными листами, некоторые – обрезаны наполовину или сильно измяты, некоторые заляпаны чайно-кофейными пятнами. А ближе к концу записей обнаружилась вклеенная фотография. Мелкая, паспортная. Приятное лицо некоего парня перечёркнуто крест накрест. А ниже – короткое пояснение: «Сволочь. Многого хотел. Дальше сама. Не сдал бы…»
Остановившись на предпоследних листах, я вынырнула из записей. Глон по-прежнему лежал на полу рядом со мной, а Бахтияр уже всё закончил и гремел на кухне, шумел водой.
«Б. скоро вернётся. Слава богу. Устала. Рассказать придётся. Орать будет… В среду в три к Г. Последняя надежда. Дополню тропу. Не хочу пропасть. Хочу доказать. Мир в опасности».
Г. – это, надо полагать, Гюрза, то есть бабушка.
«Г. говорит, у меня дар стародавних. И все сны – из-за него. Учить хочет. А я не знаю. Страшно. Привыкла. Г. сказала, есть места силы, а там – амулеты, питающие схрон. Рядом всегда кто-нибудь голодный ждёт – в мир хочет. Можно «бабочку» подкараулить. Завтра в четыре повторно».
Так вот что это такое – места-маяки…
«Да, есть знаковые места – нашла по трупам стародавних. Они просыпались и подыхали от голода, сжирали друг друга. Вспомнила, что рассказывали сны. Артефакты из схрона заряжают носителя знаний, а дальше – нужная кровь, дверь и… К Г. в десять. Если что-то случится… Б. найдёт по тропе и фантомам».
«В восемь к О. Что-то знает, но… не доверяю. Мутит. Своего хочет. Надо подстраховаться. В девять архив. Проверю».
Интересно, О. – это мужчина или женщина? И не О. О. ли?
«Г. отказала. Всё. Это конец. Так плохо… Ради чего?.. О. говорит намёками, в семь встречаемся. Потом пойду по точкам до двери. Выбора нет. Обновила тропу. Рискну достать «бабочку», чтобы сравнить. И кто знает…»
А дальше – несколько пустых страниц. Всё.
– Ну что? – заклинатель, оказывается, просочился в коридор мимо меня и, привалившись плечом к стене, терпеливо ждал.
– В тех местах, куда привели письма, находятся защитные артефакты, питающие могильник, – я встала и протянула ему записную книжку. – Плюс нужна кровь ключа.
…и у меня теперь есть шарфик.
– Ясно, – у Бахтияра и рука дрогнула, и что-то в глазах. – Научная работа на кухонном столе. Введение, три главы и заключение. Почерк страшный, но, думаю, это чистовик. А для заклятья Гуня, скорее всего, использовала речь-выступление.
…или автореферат.
– Три главы? – уточнила я.
– Да, три. Точно. Осталось последнее письмо, верно?
Я достала новый лист-гармошку из кармана и развернула.
– Ну да, – прищурился, наклонившись, заклинатель, – это заключение.
Мне вдруг стало страшно. Безвестность и подвешенность, конечно, тяготили и напрягали, но финиш – там, где захоронена стародавняя нечисть, там, куда нет ходу непосвященным… Финиш пугал до дрожи.
Прошмыгнув мимо Бахтияра, я зашла на кухню, включила воду и сначала сполоснула лицо, а потом зависла, держа руки под струёй прохладной воды. Она брызгала во все стороны, пятная бриджи и стекая по предплечьям, но я не убавляла напор. Надеялась, вода успокоит. Поможет переключиться. А шиш.
– Не паникуй раньше времени.
Бахтияр, вопреки моим ожиданиям, не закапывался в записную книжку сестры, а стоял позади меня.
– Не паникуй, – повторил он, – мы тебя не бросим. Я тебя не брошу, – и странно улыбнулся, – что бы обо мне ни говорили ведьмы Круга. И что бы ты обо мне ни думала. Я никогда не бросал тех, за кого отвечал. Кроме… Я надеялся, что она повзрослела, и Круг её защитит. Зря.
– Знаешь, о чём я думаю? – я выключила воду и взяла полотенце. – Гульнару или дар с ума свёл, или чьё-то воздействие.
– Зерно не приживётся, если попадёт в неподходящую почву, – заклинатель сгрёб со стола разложенную по двум папкам работу сестры. – Она всегда была… такой. Подверженной чужому влиянию. Я прикрывал её, как мог. И, честно говоря, надеялся, что без меня она научится жить своим умом, – и сухо повторил: – Зря.
– А она была мстительной? – в записной книжке об этом ни слова, да, но столько горечи в простом «Так плохо… Ради чего?..», столько боли…
– Не сказал бы, – Бахтияр посмотрел на меня внимательно и с подозрением. – А что?
– Да так…
– Уходим?
– А с квартирой как быть?
– Сообщу ведьмам. Вычистят. Главное мы забрали.
Но перед уходом я снова спросила у Глона – всё ли, и пёс, принюхавшись, кивнул. Я уходила с тяжёлым сердцем и затаённым страхом. Заклинатель тоже нервничал и не скрывал этого – зажав под мышкой папки, шагал впереди меня быстро и сутуло.
Что ж, осталась, если сон не стормозит, пара-тройка дней до…
Глава 5
Существует ли такая вещь, как «собственная воля»,
когда ты становишься добычей обмана и колдовства,
которые сменяют реальность у тебя на глазах?..
Туллио Аволедо «Метро 2033: Корни небес»
Дома было пусто: Марьяна отсутствовала, Яга не появлялась. Привычно сходив в душ и смыв дневной жар, я покормила Глона и в его компании окопалась на кухне, варя на ужин макароны и снова перечитывая записную книжку Гульнары.
К сожалению, в спешке уезжая от Верховной, я забыла на столе папки с делами бабушки, Гульнары и Бахтияра. И даже просмотреть их не успела. И всё, что у меня имелось по личности проклятой, – это её записная книжка, скупые слова тех, кто с ней встречался, и сны. Книжку заклинатель, пролистав по пути, вернул мне сам. Марьяне, дескать, покажи, она лучше ведьм Круга и их инициалы знает. Но пока сводная тётка проверяла город (или за очередные свои ниточки дёргала, ища ответы на сакраментальные вопросы), я читала и перечитывала. Ибо.
По всему выходило, что никто за Гульнарой не стоял. Окружающие чего-то от неё хотели, а она никому не доверяла. Знаний о могильнике проклятая могла набраться отовсюду по чуть-чуть – частично в архиве, частично у бабушки, частично у наблюдателя А., частично из собственных снов. А потом подумать и сложить пазл. Все понемногу «помогали», надеясь заодно урвать свой кусок. Вопрос в том, чего хотела бабушка. И кто они такие, эти О. О. и прочие А.? Жаль, Бахтияр не в курсе – слишком долго находился в «ссылке» и ничего не знал о новых знакомых сестры.
Засим вопрос: а был ли мальчик? Есть ли она, эта отступница, о которой дружно твердили Яга и Верховная? Судя по записям в книжке, объяснениям Марьяны и обрывкам Гульнариной памяти, нет. Никто за ней не стоял и никто никуда не толкал.
