— Поспешим, — Александр подал мне руку, и я крепко схватилась за неё. — У нас слишком мало времени.
— А если они… если они не успеют потушить пожар?..
Я с ужасом представила Тамилу со Сью и их немолодых уже родителей, пытающихся бороться со стихией. Это было страшная картинка, полная отчаяния и боли.
— Успеют, — безо всяких сомнений отреагировал Александр. — Давай же, нельзя медлить.
Мы уходили во тьму, в никуда, подгоняемые жаром и криками служанок.
Я услышала хлопок и мельком увидела, как из портала выходят маги, как они пытаются рассмотреть что-то в полыхающих остовах, как льются потоки воды, созданные ими.
Назад дороги не было.
Мы официально считались погибшими.
***
А дальше закрутилось, закружилось, смело меня потоком событий и новых лиц. Нас, действительно, дожидались. В десятке километрах от поместья стояло два неприметных мужичка с телегой, набитой соломой. Они смолили одну самокрутку на двоих и глянули на нас ну очень подозрительно.
— Туда, — махнули головой в сторону телеги, забыв поздороваться.
Какие приветливые, душевные люди.
Под соломой оказались холщовые мешки, и мы ехали, укрывшись ими, незнамо куда, в кромешной темноте, сопровождаемые лишь конским ржанием и страстным желанием почесаться (солома умудрялась колоть даже сквозь плотную ткань).
Дорога заняла целую вечность, я даже успела раз пять задремать и столько же раз (что логично) проснуться с мыслью: «Нас сейчас поймают!»
Не поймали. Но приехали мы только тогда, когда солнце вновь опустилось за горизонт.
Незнакомая местность, какое-то маленькое селение, судя по всему, бедное. Дома были сколочены абы как и не покрыты цветастой краской, нигде не виднелось заборчиков, не было посажено цветов.
Александра окружили мужчины воинственного вида и сразу повели куда-то прочь, он успел только сказать:
— Ничего не бойся, отдыхай.
Легко сказать. Незнакомые люди, множество голосов, прохладный дом, бадья с нагретой водой (магического душа тут не имелось), куда меня втащили практически силой, не слушая заверений, что мыться я не планировала и вообще мечтаю просто полежать на чем-нибудь, где нет соломы.
— Вас помыть, леди Екатерина? — уточнила худенькая, даже тощая девчонка лет двенадцати с такими гигантскими глазами, что в них впору утонуть.
— Нет, спасибо, — твердо ответила я.
Не надо меня ни мыть, ни трогать, ни опекать. Рядом со мной носились как с курицей-наседкой. К часу ночи разболелась голова, а Александр так и не появился. Я прождала его до рассвета и уснула лишь тогда, когда первые солнечные лучи постучались в дом.
Потом оказалось, что ему многое нужно было обсудить с товарищами, которые собрались в этом поселении, что скоро все разъедутся (кроме нас), что восстание набирает обороты, и даже в самых отдаленных провинциях крепнут противники имперской тирании.
Следующие дни прошли одинаково пусто. На собрания меня не пускали. Алекс признал, что ему будет спокойнее, если я до поры, до времени останусь в стороне. Он делился со мной последней информацией, вечерами много рассказывал о планах. Но очень просил не лезть, не проявлять характер.
Да я и не противилась, и не пыталась быть бой-бабой, которой и в мятеже надо поучаствовать в первых рядах, и идеи бесценные вывалить, и мужика к колену склонить, чтоб он знал свое место.
Я исполняла роль кроткой невесты, которая держит глубоко внутри все страхи и сомнения. Император, конечно, объявил Александра дэ Горна мертвым, как и его невесту-иномирянку, но все понимали: он будет искать нас. Этого я страшилась сильнее всего.
Все те часы, что Александр проводил в импровизированном штабе, я чувствовала себя ненужной. Если в поместье можно было хотя бы поговорить с девчонками или зачитаться книгами, то тут — ни-че-го-ше-нь-ки. Мне даже не позволяли готовить или убираться. Хмурые немолодые женщины прибегали, стоило очутиться возле кастрюли, и разве что по рукам поварешкой не били. Отбирали тряпки. На мои заверения — «давайте я вам помогу» — смотрели как на умалишенную.
Гулять по округе — задолбаешься. Кругом на многие километры бескрайние леса да река, что вьется артерией далеко на юг. Без дела сидеть — рехнуться можно.
— Или ты придумаешь мне занятие, или я тронусь умом, — призналась я Александру в один из вечеров, когда в печи разгорались поленья, и лунный свет падал в окна золотым покрывалом.
— Интересное начало разговора, — улыбнулся Александр. — С чего бы в ход пошел шантаж?
— Это невозможно! Я либо сплю, либо бесцельно скитаюсь туда-сюда вместе с дворовыми собаками. Готовить нельзя, убирать нельзя, даже мыться самостоятельно хотят запретить!
Он ответил с такой беззаботной простотой, как будто речь шла о пироге с печенкой:
— Привыкай, к тебе относятся как к будущей правительнице, а у тех, знаешь ли, не принято натирать себя мочалкой.
— Чего?!
Я недоуменно поперхнулась и забыла продолжение жаркой тирады, только бы Алекс придумал мне какое-нибудь ответственное поручение.
— Ну а как ты думала? Если наша затея удастся, быть тебе императрицей. Те люди, которых ты видела, о которых читала, отважились на вторую попытку не просто так. Лишь с тем условием, что в дальнейшем я соглашусь стать их императором. Признаться, я тоже не в восторге, но разве есть у меня выбор?
Только сейчас я увидела, как же сильно он устал, как наливаются темнотой синяки под его глазами.
Но я не думала, что Александр может править. Ни разу. Ни секунды. Даже не помышляла. Руководить мятежом — запросто, нет лучше воина и стратега, чем лорд дэ Горн.
Руководить страной?..
Матушки, а как же мы? Как же наш брак, ну, на троих? Как же моё возвращение домой (ладно, пора признаться самой себе, что про Россию я давно не думаю), как же спокойная жизнь в поместье?!
— П-почему ты?
— Видишь ли, у меня есть особый статус, который даст первоочередное право… хм… взойти на трон. Мы хотим им воспользоваться.
Улыбка Александра стала печальнее, но затем он глубоко вздохнул и вытащил из внутреннего кармана куртки лист бумаги.
— Обещаю придумать тебе какую-нибудь работу, а пока почитай. Надеюсь, это хоть немного скрасит твое существование здесь… со мной.
Мне не понадобилось даже спрашивать, о чем записка, потому что взгляд наткнулся на почерк Макса.
Он каким-то образом сумел связаться с нами…
«Если ты поверила моим речам, значит, во мне погиб великий лицедей. Если ты утвердилась, что безразлична мне, значит, я всё сделал правильно. Надеюсь, мой старший брат не обижает тебя. Я доверил ему самое сокровенное и не прощу, если он причинит тебе боль. Прости за мою ложь, прости за обидные слова. Я не излечился, поверь мне, и никогда не излечусь.