– Не могу. Головы мне тогда не сносить, – пробормотал Боокор.
– Тогда придется тебе идти пешком до самого Горгона. А это, как я слышал, далеко.
– Погоди, погоди. – Глаза хунгура блестели при виде животного. – Я не сказал…
Невольники начали подниматься.
– Которого ты приметил?
Сурбатаар Ульдин проехал вдоль ряда детишек и остановился напротив неприметного мальчика.
– Этот.
– Он не говорит! Но дерзкий, этот наверняка дойдет. Не могу.
– Хочешь коня или мальчишку?
– Да ладно! – рявкнул стражник. – Пусть уж будет!
Быстро подошел к пленнику, выдернул кинжал, одним движением обрезал веревку около петли, что сдавливала его шею.
– Пойдем, – Ульдин положил руку на плечо мальчишке. – Пойдем. Не бойся.
Пришлось чуть подталкивать его. Но мальчик не сопротивлялся, шел послушно, пока не оказался перед стоящей у большого камня двухосной арбой, запряженной двумя низкими мохнатыми волами, что свешивали рогатые головы под ярмом. Наверху уже сидела маленькая хунгурка, та самая, которая привела коня стражнику.
– Залезай.
Он вскарабкался на борт и перевалился внутрь, на шкуры и мешки с шерстью.
– Гунна, перевяжи его. Дай попить и сушеного мяса. Он наверняка голодный.
– Такой маленький? Такой худой? Он не стоил коня!
– Стоил.
– Но не того! Не Бура, ах, отец, ты не видел, как Бур бежит по траве с задранным хвостом, со вскинутой головой.
– У тебя будут еще десятки Буров. Займись мальчиком. Едем.
Он подъехал к волам и взял за ремень, свисающий с колышка в ноздре левого из них. Двинулся вперед, ведя за собой повозку, покачиваясь в седле.
Ехали они вбок, влево от Врат, удаляясь от посвиста батогов и стонов пленников, что стояли над караваном. Уходили влево, в степи, зеленое море трав под выгоревшим небом. Плотные тучи тянулись с севера, вверху белые, как верхушки Короны, а внизу налитые темной чистой синевой. Обещался дождь. Уже летели на землю первые косые брызги воды.
Они ехали все дальше от пленников, их пути расходились. Парень сидел, опершись головой о деревянный борт, и покачивался, когда повозка подпрыгивала, мало понимая, что происходит вокруг.
Гунна неожиданно положила ему ладонь на щеку, прикоснулась к нему так медленно и осторожно, что он задрожал.
– Ты голодный? Как тебя зовут?
Он открыл рот и закрыл его ладонью.
– Отец, кого ты купил? Он не говорит.
– Заговорит, дочка. Может, ему просто нечего пока сказать из того, о чем ты хотела услышать.
Она подала мальчику мех с кумысом. Он подавился первым глотком, закашлялся, но пил. Она похлопала его по спине, чуть сильнее, чем стоило бы, и тогда он посмотрел ей в глаза. Она не могла вынести этот взгляд.
– Отец, а куда они идут? Где находится Горгон?
– Лучше тебе и не знать. Пусть Мать-Небо сохранит нас от него.
Они ехали в степь, меж гор, долин и яров. За ними дождь размывал следы каравана невольников.
Глава 4
Бес идет за мной
Осень шла степями, близилась от Южного Круга Гор, жаркая и щедрая; горящая днем желтым и оранжевым; морозящая ночью старые кости кочевников холодом, что обещал зимний мороз. А с ней вместе ехала Гунна: на гнедом коньке, в дорогом кожухе из лис и в меховой шапке, из-под которой выглядывали косицы. Сверху была синева неба, а вокруг раскинулась Югра, страна Бескрайней Степи у ворот Лендии; страна, в которой поместилось бы все королевство – от серых вершин на границе Монтании до далекого зубчатого вала Китмандских гор на горизонте. Страна опаленных солнцем трав, прорезанная верткими речками и ручьями в скалистых ярах – как тело шрамами. Некогда безлюдная – место выпаса королевских табунов. Нынче, после падения Лендии, кочевье той части орды, которое еще не ушло на зимовья в плодородные равнины Санны и Дуны.
Гунна осматривалась. Съехала вниз, позволив коню пойти рысью. Въехала на пастбища, отмеченные тамгами аула Ульдина, и добралась до пологого склона, где паслись стада серебристо-белых овец. Осенняя стрижка еще не прошла: племя ждало новолуния, чтобы согнать овец в каменные ограды, где защелкают ножницы, а высохшая, вытоптанная земля покроется клочьями руна, подхватываемого ветром.
Она въехала в стадо, разгоняя овец; искала взглядом пастухов, но животные ходили без присмотра. Хотела найти Конина, но вместо него услышала приглушенный стук, смех и крики, доносящиеся из яра.
Она поехала туда медленно, тихо. Но ее конь все равно подпрыгнул, когда из-за камня выскочил оборванный мужчина. Бледный, худой, с лицом, что напоминало степной дух. Светлые волосы падали ему на плечи, спутанные, будто конская грива после ночи в степи. Левую щеку уродовал треугольный шрам, нос и губы – свежая кровь. Синие глаза были полны страха.
– Гунна… госпожа! – крикнул он. – Спаси Конина! Они сперва побили меня, теперь взялись за него. Загнали к реке, потому что он встал на мою защиту.
– Жаль, что они тебя не убили, Вигго, – процедила она со злостью. – Мало того, что никакого от тебя толку, еще и хорошего невольника из-за тебя повредят. Самого лучшего, что не скулит и не задает вопросов. Где они?
– Бились… палицами. Там, – выдохнул он и указал. – Езжай, госпожа, и сделай что-то, а я… боюсь.
– Ты оставил его одного, трус. Правильно семья тебя выгнала, чтоб ты подох. Ты прошел всю Лендию, потому что никто тебя не хотел. Если бы отец тебя не встретил, ты пошел бы в путах в Горгон.
– Госпожа, прошу…
Она направилась галопом, съехала вниз. Звуки неслись над речкой, что лениво текла скальными плитами, с берегами, усеянными камнями. Увидела сцену: толстый Бокко, Феронц и еще двое оборванцев-пастухов склонились над скопищем плоских камней. Рядом лежали длинные еловые посохи, которые использовались для тренировок и решения споров между невольниками.
– Поднимите этот камень! Быстрее! Быст– ре-е-е! – командовал Бокко. – Вы, ленивцы, доставайте его, говорю!
– Да он сидит там как старый мангуст! Я ведь говорил, подложите жердь с той стороны. Сильнее поднимайте! – кричал Феронц.
Что-то треснуло, раздался крик. Бокко даже подпрыгнул от злости. Вскочил на плоский камень, тяжело дыша, в ярости; пот стекал по его широкому толстому лицу.
– Слышишь, Конин?! Тогда слушай меня внимательно, овцееб! Сидишь там как волк в норе и ждешь. Думаешь, мы уйдем?! Нет, не уйдем! Пока ты не вылезешь и нам не уступишь!
– Обслужишь нас по разу! – орал Феронц. – И мы тебя отпустим. Не наша вина, что мы тут без баб. Жопа скандинга уже как старое седло ободралась! Хотим свежей. Не нужно было вставать на его защиту.
– А хочешь – так сиди! – поддержал его Бокко. – Мы подождем. Долго ты не выдержишь! Пить захочешь! Овца со сломанной ногой никуда не убежит; птица с перебитым крылом никуда не улетит. Вот и ты устанешь. Вылезай по доброму!
