Бах! Не останавливаясь, они ворвались прямо в неглубокий яр, пронеслись через высохшую речку, поднимая тучи пыли по ее берегам. Конин увидел, как волна голов поднимается, идет вверх, вырываясь на равнину. Табун гнал в диком беге, по местам, где дорогу ему то и дело перерезали высохшие потоки; мчался почти обезумев. Море конских голов поднималось будто волна, ломающая приморский хребет. Конин наклонялся в седле, расслабившись и позволив Дикому Аману перепрыгивать препятствия.
Они уже были справа от кобылы-вожака. Конин делал, что мог, чтобы приблизиться: ударял коня пятками, бил нагайкой, раздавая щедрые удары по лбам и спинам вокруг. Расчищал себе место – ненадолго, потому что табун то и дело вливался в проходы между скалами; когда же он в такие моменты притормаживал, начиналась толчея, ржание, толкотня. Кони посильнее пинались, били копытами и кусали тех, кто послабее, сражаясь за место. Наконец табун вырвался на пространство, рассыпался, расходясь в стороны.
Конин засвистел в отчаянии. Не мог добраться до кобылы, потому что даже Дикий Аман, с человеком на спине, не мог догнать более опытную предводительницу. Конин почем зря махал нагайкой, оглядываясь в поисках товарищей. Табун мчался все дальше, словно не думая останавливаться.
И тогда вдруг кто-то выскочил перед Конином. Столкнул его влево, оказавшись круглым мокрым конским задом перед мордой Дикого Амана. Худой всадник в кафтане и колпаке из меха степного лиса. Феронц!
Влез перед Конином, оттер его и, склоненный, погнал за предводительницей. Но не чтобы ее догнать. В его руке была гурга: длинная гибкая жердь с петлей на конце. Он наклонил ее, набросил – с первого раза не попал. Со второго оплел шею белой кобылы, сжал ту и потянул влево, на восток, направляя на нужный путь. Тормозил ее, давил, задерживал – так, что начинали притормаживать и прочие кони. Уставшие, в пене, они перестали нестись галопом, переходя на быструю рысь.
И поворачивали: табун заходил на восток, влево; горы и скалы на далеком горизонте смещались, впереди же открывалась бескрайность темно-зеленых, сожженных солнцем степей.
Наконец, когда они начали спускаться вниз, перед ними блеснула серебристая лента Тургая. Огромные плоскости степи вели к реке, испятнанной по берегам полосами буйной зелени.
– У-у-у-у! У-у-у-у! Ши-и-и-и! Ши-и-и-и! – успокаивал гортанным напевом табун Феронц. Кони шли тише по мере того, как успокаивалась предводительница. Съезжали вниз с тихим шумом копыт. Наконец выехали на каменистый склон, идущий к серебряному зеркалу воды…
И тогда Конин подъехал к Феронцу слева. Одним движением хотел ухватить его за руку, стянуть с коня, сбросить вниз, под копыта несущихся лошадей!
Промазал, потому что хунгур ударил коня пятками; противник ухватил только полу кафтана, выскользнувшую из его пальцев.
– Ты не умеешь гнать табун, Ноокор Конин! – заорал Феронц. – Ты не наш! Приблуда! Чужак! Песий сын!
И тогда Конин ударил коня нагайкой, послал вперед, нагнал своего бывшего преследователя, желая заступить ему путь слева.
И крикнул. Коротко, рвано. Въезжая на берег, Дикий Аман наступил на острую ветку. В последний момент, спасаясь, отошел вправо, внезапным ударом сталкивая коня Феронца с дороги. Но наткнулся на кучу камней, его ноги заплелись…
Свалился на землю как тяжелый мешок. Конин перелетел через голову коня, кувыркнулся, упал в истоптанную грязь на берегу речки. Удар был настолько сильным, что у него даже не было сил застонать. Он только прикрыл голову, прижал руки к телу и почувствовал, как ураган копыт проносится рядом. Его обдали брызги грязи, он получил камешками из-под копыт, но хунгурские кони пощадили. Лежал, пока все не стихло. Земля, казалось, колышется в ритме его сердца; прошло немало времени, прежде чем он смог вздохнуть, перебороть боль, сжать ее в себе и в груди.
И тогда услышал, как кто-то выкрикивает его имя. Табун уже пошел, пролетел над водой, остановившись на зеленоватых осенних степях по ту сторону речки, разлился, разошелся по пастбищу. Он видел только вороное пятнышко: Феронца, который свистом и ударами батога отгонял мокрых, покрытых пеной коней от воды.
Гунна ехала шагом, не позволяя своему Сабуру опускать голову. За поводья вела Дикого Амана, который, к счастью, не сломал себе ног.
– Конин! Конин! – крикнула.
Подъехала на рысях, спрыгнула с коня, привязала поводья Амана вокруг передней луки собственного седла. Когда Конин встал, они встретились взглядами.
– Конин! – улыбнулась она заговорщицки. – Я знала, что ты будешь цел и невредим. Падение с коня не убьет настоящего хунгура.
Он не улыбался, стоял вовсе на нее не глядя – прикипев взглядом к далекому Феронцу.
– Конин, – протянула она руку и коснулась рукава его кафтана, теперь грязного; сразу отдернула ладонь, словно испугавшись. – Ты хотел убить Феронца. Я все видела. Не бойся, я не скажу отцу…
Он покачал головой, сильно и решительно.
– Я знаю… – прошептала она. – Я тебя понимаю. Месть – закон хунгуров. Феронц… унижал тебя. Он заплатит. Чем позже, тем больнее.
Конин двинулся вперед, прямо в воду. Забрался на обомшелый камень, омываемый ленивым течением Тургая, присел, склонился и протянул руки к воде, но не сунул их в реку, словно его вдруг удивило собственное отражение.
– Сурбатаар Ульдин слабый, я знаю, – продолжала Гунна. – Он испугался смерти братьев и сыновей, всю жизнь боялся кагана. Еще две-три зимы, и у него не останется сил, чтобы удержаться в седле, он не сумеет править аулом.
Конин тряхнул головой. Погрузил руку в воду и принялся мыть, протирать лицо, смывать с деэлы грязь.
– Что ты делаешь? – обеспокоилась Гунна. – Не смотри так долго в воду, а не то Каблис взглянет на тебя и поразит огненной молнией.
Он не обращал внимания на ее слова, но прервал омовение.
– Ты не слушаешь! Ты глупее осла, упрямее старого барана! Ты не хунгур, сразу видно!
Но не могла отойти от него. Сделала один шаг, второй, забралась на камень.
И, поддавшись женскому любопытству, опустила глаза, посмотрев в воду.
Увидела свое лицо, а рядом – мрачное и худощавое – Конина.
И неясный, расплывающийся в воде лик, покрытый кровью. Жуткий, с красными глазами. В трещинах, словно лицо древнего камня.
Она вскинула голову – они были только вдвоем. Кем был этот третий… О Мать-Земля, теперь он стоял за Конином, она видела в воде его жестокое, искалеченное лицо сразу за головой Ноокора. Смотрела, как оно распахивает пасть, полную обломанных зубов, и вдруг втыкает те в голову юноши, словно желая прокусить его череп!
Она вскрикнула и вскочила, ведомая страхом. Дернула Конина за плечо с силой, о какой и сама не подозревала. Оттянула его, он качнулся и опрокинулся на спину.
– Не смотри в воду! Он там! Духи-защитники! Кто это? Кого я там увидела?! – кричала она в испуге, забыв, что парень немой. – Кто это? Прячется в воде. Я ведь говорила, что вода – дурная!
