– Ш-ш-ш, душа, – успокоил его Булксу. – Никто не желает тебя убивать. А волосы – что ж, ветер их унесет, но отрастут новые.
Шаман скреб скандинга по темени, пел что-то по-своему, отбрасывал пучки волос.
Тем временем к ним приблизилась группа шаманов из поселения. Несли клетку из железных гнутых прутьев, высотой до пояса мужчины. Внутри была темная, гибкая форма. Большой, полосатый на спине степной генодон-людоед, с тупой мордой, вооруженный большими желтыми клыками. На голове, на мягкой шерсти, виднелся узор в форме черепа: как видно, он питался человечьим мясом, пробираясь ночью в юрты и похищая людей. Зверь был стиснут так, что не мог двинуться – к тому же в пасть ему вложили толстый ржавый прут, привязанный к клетке. Чтобы тварь не могла сомкнуть челюсти и не бросилась ни на кого.
Хребет твари покрывали раны и струпья. И шаман снова подступил к нему с ножом. Наклонился, сунул вооруженную руку меж прутьями, сбоку.
И вдруг надрезал шкуру, ранил генодона так, что целый шмат кожи завернулся на бок. Шаман ухватил за него и дернул, помогая себе ножом, подрезая сухожилия.
Зверь зарычал. Его голос перешел в писк, вздымающийся к границам слышимости человеческого уха. Челюсти клацали, грызли прут так, что затряслась клетка, из подушечек лап вылезли когти, втыкаясь в землю; сильный хвост раз за разом лупил так, что брякало железо.
Шаман не обращал на это внимания. Выкроил вживую отекающий кровью кусок меха. Другой хунгур подступил к клетке и принялся втирать в кровавящую рану серо-бурую мазь. Писк зверя чуть стих. Сейчас же хунгуры схватились за прутья и понесли клетку назад в поселение.
Лысый шаман склонился и окунул кровавый мех в кожаное ведро с водой. Сильно намочил кусок шкуры, так, что тот пропитался темной влагой. Вынул его и двинулся к Вигго. Шел: один шаг, второй, третий.
– Что вы делаете?! – закричал ошеломленный парень.
Шаман вынул нож, пробил дыры с боков шкуры, продернул ремень – один, второй, третий. И, наконец, наложил мокрый мех на голову Вигго, зажал ремешком, завязал вокруг шеи, под подбородком, сильно, чтобы парень не сумел от него избавиться.
Хунгуры подняли Вигго, понесли в степь. Тут, на солнце, его бросили на землю, растянули крестом, вбив колья и привязывая юношу к ним веревками, перевернув прежде на живот. Каждую руку и каждую ногу – к отдельному колышку. Голову – к пятому, чтоб он не смог ее опустить: потому что он тогда мог задохнуться. Вигго лежал, обращенный к югу, под пылающими лучами солнца. Будто бы и не больно, но… Он не мог поверить – за что ему все это?!
– За что? – хрипел он. – За что…
– Следите за ним! – приказал Булксу. – И меняйте стражу на этой жаре.
Солнце! Оно вставало все выше. Шло вверх в ежедневном своем труде. И грело, все сильнее и сильнее.
Вигго вдруг почувствовал, как голову, покрытую мехом, жжет. На висках – давление меха сильнее; Воден, шапка, сжималась от жары. Прилегала все сильнее к обритой голове.
– Что вы… – хрипел он. – За что-о-о? За что-о-о мне это делаете?!
Никто ему не ответил. Хунгуры смеялись, показывая на него пальцами. Их осталось всего трое, дышали тяжело и, как обычно, смердели по´том, грязью и старыми кожами.
Жарко, все жарче, каждое мгновение отзывалось будто звенящим ударом в больной голове.
Что-то хрустнуло, и он увидел кожаные сапоги с загнутыми носками. Кто-то склонился: сухое, сморщенное, злое лицо.
– Как я и обещал, ничего с тобой не сделаю, Вигго, – сказал Булксу. – Солнце все сделает за меня. Ты созреешь и будешь готов, чтобы выполнять мои приказы. Станешь моим слугой, воином, послушным больше, чем вернейший из рабов. Будешь выть, выполнять мои поручения, жилы рвать, чтобы заслужить похвалу. Вырвешь себе кишки, чтобы меня удовлетворить. И приведешь меня к Конину – или умрешь.
– За что… – трясся парень, слезы текли по его щекам. – Все, что хотите, делайте, только не железом по телу!
– Не бойся. Как раз этого не случится.
– За что все это? Я служил, верный как пес. А вы мне… вы мне…
– Уж такая ваша судьба. Не дергайся, мы тебя хорошо связали. Прощай, Вигго, привет, манкурт.
Ужасное давление на голову, шум, хоровод образов, словно он видел всю свою жизнь от самого начала. Все смешивается, жар стекает с неба, но Вигго его уже не чувствует. Сейчас полдень, хунгуры едва стоят. Их поменяли несколько минут назад, но даже до них добирается жара. Пьют что-то из баклаг. И пошатываются. А что уж ему, плененному и распятому между кольями.
Его зовут какие-то голоса – всё ближе. Он слышит крик отца, плач матери в Винете. Он снова бьется с братьями, получает тумаки. Снова его отталкивают от миски, полной исходящего паром мяса. Он хочет потянуться за ним, но Юста вырывает у него ложку и бьет по голове. Жестоко, как солнце сейчас.
– Вигго снова получил палицей, отец! Вигго упал! Не сумел сесть на коня! Не поднял топор!
– Упал на тренировке, из-за него упали воины.
– Снова только играл и бедокурил!
– Уж я отлуплю его по жопе!
– Подменыш! Не мой сын! Прочь, в угол.
– Ты должен сидеть под столом и не высовываться.
И наконец та сцена, у огня, в жаркую ночь. То первое прикосновение мужчины, то, которого он боялся и стыдился. Руки, которые обнимали его за талию, медленно и щекотно прикасались. А он позволил – вместо того, чтобы сбежать.
Град камней. Крики, кипение. Кровь. Кровь, капающая с рук. Крик, вой изо рта, невозможно выдержать. Он рвется, будто муха в сети паука, пойманный в веревки.
Видит, как к его лицу приближается раскаленное клеймо, как на щеке выжигают треугольник позора. Мощная волосатая рука палача прижимает клеймо все сильнее. Железо жжет как солнце.
– Флок! Флок! – орут голоса. Град камней падает ему на голову.
И вдруг он видит картину из юрты. Конин, лежащий на постели, укрытый шкурой. Тот единственный, лендич, который становился на его защиту, не позволял чабанам пользовать его как обычную свинью, брать его втроем, как делают похотливые бараны… Взгляд: алчный, скрытый голод его тела. Проклятье, клеймо Флока жжет огнем щеку.
– Вся моя жизнь ничего не стоит. Зачем было меня рожать… Зачем я выжил в испытании снега и огня. Зачем все это?
И вдруг из огня, из пламени, вынырнула фигура. Это Булксу присел рядом и достал человеческую голову. Отделенную от тела ровным ударом; останки мужчины в расцвете лет, с длинными поседевшими волосами, благородными чертами и короткой бородой.
Булксу подвешивает голову напротив лица Вигго. А голова открывает глаза, рот. С губ срывается шепот:
– Я-а-акса. Найди… Яа-а-аксу. Мой сын… Мой наследник. Мой любимый сын. Найди его для Булксу, я страдаю… Вечно. Дай мне успокоение, да-а-ай, молю, прошу тебя.
– Доберись до Яксы, найди его, – вторил безжалостный голос Булксу. – Якса – это Конин, наш общий враг. Твой и мой. Найди его, и я верну тебе разум. Ты снова станешь Вигго, все вспомнишь. Сделай это! Слушайся.
