– Булксу – твой господин. Булксу. Булксу!
– Булксу плохой! Гневается! Дрожи от страха!
– Господин прикажет тебе! Господин тебя выпорет! Господин заклеймит!
Все мечется, смешивается. Мозг кипит как в котле, выплывает кверху; тело трясется, глаза проваливаются в глубь черепа. Руки хватают веревки, рвут, вырывают колья…
* * *
Вигго захрипел, затрясся. А потом принялся вставать, разрывая веревки, выдергивая колья. Хватал окровавленные шнуры и растягивал их, будто гнилые нитки. В приступе болезни он выпрямлялся, все еще с вытянутыми вверх руками, взятыми вместе с шеей в оковы костяных колодок.
Хунгуры бежали к нему, окружали, ни в чем не уверенные, перепуганные. В руках их были топоры и сабли.
Только Булксу оставался спокоен. Смело подошел, протянул баклагу с водой. Вытащил пробку, влил серебристый ручеек прямо в растрескавшиеся, окровавленные губы манкурта. Юноша пил, трясся, дрожал. Успокоился, лишь когда хунгур вырвал затычки и снял колодки, позволяя им упасть на выжженную солнцем траву.
– Кто ты?! Помнишь?
Глаза Вигго были пустыми, неразумными, словно каждая более глубокая мысль выжжена солнцем и жестокой шапкой из меха генодона.
– Я не знаю.
– Где ты родился?
– Не знаю, – прохрипел манкурт. – Ничего… Пусто.
– Кто тебя родил?
– Не-е-е… – Он скривился в гримасе или судороге. – Ни-и-ичего.
– Теперь ты Сохо. Сохо – человеческое дерьмо. Просто ничто. Повтори: кто ты?
– Сохо… – простонал манкурт. – Ничего. Совершенно ничего.
– Я Булксу. Я твой господин. Повтори!
– Булксу-у-у. Господин. Мой господин. Да, да.
– Я твой господин. Я тебе приказываю. Да?
– Слу-у-ушаюсь. Все, что пожелаешь.
– На колени! Бей челом!
Вигго пал без раздумий, ударил лбом в землю.
– Жри прах!
Тот сразу принялся совать в рот горсти земли.
– Жри дерьмо!
Тот пополз в сторону, где стояла клетка и осталось несколько смердящих катышков унесенной твари.
– Встань, Сохо. Встань и слушай.
Тот вскочил как послушный пес. Свесил голову.
Теперь началась муштра. Первая наука на новой дороге жизни. Булксу все сделал сам. Броски, отправка с чем-то в степь. Возвращение. Хлестание непокорного манкурта. Награда. Он помнил. Они дошли до конца, только когда на небе зажглись первые звезды.
Он бросил Сохо мех с водой и мешок с едой. Взял за плечо и развернул на запад. Указал на окоем.
– Найди мне Яксу. Конина, твоего друга, с которым ты делил юрту. Найди его и… схвати. Поймай, иди по следу как пес, нюхай и ищи. И тогда будешь хорошим Сохо. Тогда станешь зваться Вигго. Тогда я, твой господин, Булксу, награжу тебя.
И манкурт пошел. Сперва неуверенно, покачиваясь. Потом все быстрее. Наконец, побежал. Гнал прямо в ночную степь.
Хунгуры смотрели вослед.
– Найдет его? Как думаешь? – спросил Тормас.
– Я не думаю. Я действую. Пойдем по его следу. Утром.
Глава 6
Корона гор
Когда настал день отъезда Грота, Якса вышел из хаты прямо под осеннее солнце, что ласково светило меж ветками буков, которыми поросла долина.
Убежище рацев пряталось под раскидистыми кронами. Хотя золотая листва уже осыпалась, деревья еще заслоняли стоявшие тут хаты, сплетенные из хвороста конюшни и укрытия. Воины готовились к походу против хунгуров. Выводили коней, чистили доспехи и клинки, пользуясь последними днями хорошей погоды. Он смотрел на их стройных красивых лошадей с гордыми короткими головами, лепными мышцами и костистыми задами. Худощавые, будто гончие псы, с влажной шерстью, которая к зиме отрастала сильнее; под ней скрывались железные мышцы. Небольшие копыта, порой такие твердые, что даже по скалам кони эти ходили «босиком», без подков.
Якса смотрел на узорчатую упряжь и тканые чепраки с широкими красно-желтыми или сине-золотыми полосами. На узды с мундштуками, под которыми свисали длинные кисточки или блестящие полумесяцы.
Он ходил мимо рядов обрезанных наискось щитов, осматривал сабли с широкой гардой, в ножнах, окованных серебром и желтоватым металлом; кафтаны, сшитые из двух слоев полотна или тонкого шелка, набитые шерстью. Высокие колпаки с перьями.
Но наибольшее впечатление на Яксу произвело знамя, которое один из рацев развернул было, чтобы оно забилось под солнцем. Красно-золотистое, на полотнище выткано изображение бородатого мужчины с подбритыми висками. У него закрыты глаза, словно он спал. Голова отрезана по шее, с нее капала кровь.
– Твой отец, Милош, – отозвался жесткий голос. Из-за спины Яксы вышли Большой Гусляр и Грот, который его сопровождал. – Если то, о чем говорит мой дорогой приятель из Лендии, правда.
– Это правда, – вмешался инок.
– Ты никогда мне не врал. Я тебе верю. Смотри, Якса: мы, вольные люди, верны памяти твоего отца. Бьем хунгуров, не встаем перед ними на колени, как твои земляки и палатин Старшей Лендии. Сражаемся до конца, пока хватает сил. Как Милош Дружич. Покажи мне свои руки.
Осмотрел и пристально ощупал руки и плечи юноши.
– Сухожилия срослись, потому что ты молод. Кости у тебя крепкие. Ничего с тобой не случится, но не слишком их напрягай еще две луны.
– Будет непросто, – проворчал Грот. – Завтра мы отправляемся в Лендию.
– Ты уедешь один. Якса останется здесь.
– Отчего же?
– Нам пригодится сын Милоша. Как символ, знак, герб. Будем вместе мстить за муку твоего отца.
– Я не согласен.
– Я так решил. Тут – моя власть.
– Я вижу, что ты распоряжаешься мной, будто я твой невольник, – вдруг вмешался Якса. – Хочешь, чтобы я остался, а мне следует покорно сносить это? Как девке, которую ты ощупываешь, а когда захочешь – тянешь на сено?
– Да что ты можешь знать, сопляк! Сперва вырасти!
– Пытки и боль сделали из меня мужчину быстрее, чем из тебя.
– Если хочешь, могу показать, кто ты таков! – крикнул Большой Гусляр. – Ну, пойдем! Испытай себя, сопляк!
Подошел к тыну и ухватился за толстую осиновую палицу. Взялся за ее конец как за меч, потянулся к другой и бросил ту Яксе. Но юноша не протянул руку, позволил палице упасть в траву. Стоял.
– Сражайся со мной как с мужчиной. Мечами.
– Железа жалко на такого молокососа.
Раздался посвист. Это Грот вынул из ножен саблю Гусляра. Взял за клинок и бросил – прямо в ладонь Яксы.
– Первое, что ты должен усвоить из нынешнего урока, – то, что меч никогда не достают без необходимости. Не вкладывай меня без чести, не доставай без нужды – так поют наши сабли, – приговаривал Гусляр. – Прежде чем научишься биться железом, сражайся палицами, сопляк.
