Он похлопал Грота по другому плечу, мимоходом стирая иноку пот и слезы.
– Оставьте меня, прокля´тые! – орал Грот. – Я ничего от вас не хочу! Выпустите нас, это ложь. Вы о другом говорили, когда о нем вспоминали!
– Ты получишь маковый отвар, чтобы спокойно уснуть. Жар нынче бьет тебе в голову, – ворчал Виклиф. – Потом мы дадим тебе пастушью сумку от кровотока и девясил, чтоб ты не сошел с ума. Хорошенько прижжем обрубок железом и перевяжем ремнями.
Лотар осторожно взял разбитую правую руку Грота, протянул под плечом толстый ремень и затянул изо всех сил. Виклиф с помощью другого брата придержал голову больного, чтобы влить в рот немного белой жидкости из глиняной бутылочки.
Пилá лежала и ждала в серебристой тарелке. Железо в печи раскалялось.
Крик замер в глотке Грота, задавленный силой макового эликсира.
* * *
Скрежет ключа в келье Яксы прозвучал зловеще. Но обитатель не ждал на коленях. Сидел на постели, а перед ним стоял вертикально меч. Юноша водил по клинку оселком. Раз за разом, с хрустом и скрипом. Рукоять и оголовье блестели как новенькие.
Покаянники входили в комнату в большем, чем обычно, числе. Самый высокий, Лотар, снял капюшон – только он так и поступил, показав спокойное выбритое лицо – гладкое как у ребенка. И холодные, узкие, прошивающие навылет глаза. Худощавые ладони прикоснулись ко лбу, сотворив Знак Копья.
– Брат Якса, готов ли ты к боли? В последнее время ты перенес ее немало, но нет для тебя конца страданий.
Оруженосец замер. Отложил оселок. Отставил меч, уперев его в изголовье постели. Спрятал лицо в ладонях.
– Грот? С ним что-то… Правда, братья?
Лотар кивнул. Вздохнул.
– Мы хотели отъять руку, гангрена зашла слишком далеко. Он не выжил. Потерял слишком много крови. Раньше, до того. Теперь он на Вечных Лугах, в сборе Праотца.
Якса вздохнул, на его лице проступила искренняя боль.
– Он не был для меня как отец, но и я не старался быть верным сыном. Очень жаль… Думаю, за мной идет бес, добрые братья. Я нанес Гроту его рану. В безумии, которое охватило мою душу там, под дубом, на равнинах. Далеко отсюда.
– И часто у тебя случаются приступы этого… безумия? – осторожно спросил один из братьев; он не показывал лица, на его поясе висели шар и вериги.
– Порой. Еще в степи, когда я убил толстого Бокко. Не хотел, но… он долго издевался надо мной и… так вышло. Как бывает у хунгуров. Но когда безумие уходит, я жалею о сделанном.
– Ты пребывал среди языческих дикарей?
– Я был невольником. Потом меня возвысил Ульдин. Относился ко мне хорошо. Приказал убегать, когда все случилось. Грот, милосердный Есса, я хочу – должен! – увидеть его тело! Не откажите мне в этом! Да и, выходит, мне пора отсюда идти?
– Из-за Грота мы продлим наше гостеприимство. Увидишь его и попрощаешься через два дня. Как и все мы.
– Два дня? Не могу нынче?
– Мы должны омыть тело и приготовить тризну. Положим его на жальнике, под пустынью. Мне жаль, брат. Отдыхай. Тебя ждет еще немало испытаний.
Якса посмотрел на покаянников странно свысока, когда они оставили на столе кувшин с квасом, жирный кусок ветчины с огня и кашу с маслом. В отдельном котелке был вяленый угорь, имелся и завернутый в полотенце кусок хлеба. Оставили его наедине со своими мыслями, готовясь к церемонии, о которой он, кажется, не подозревал.
* * *
Когда брат Лотар взошел в башню, там продолжалась судорожная суета. Здание, примыкающее к главному сбору пу´стыни в самом конце нефа, было лишено уровней: высокое, как труба огромной печи, с гладким каменным полом из базальтовых плит. Круглое и выстроенное из валунов, что выдержали бы удары таранов и катапульт, оно помещало зал с очагом и всеми инструментами, необходимыми для церемонии. А еще – деревянный помост и бревна над головами.
Покаянник сперва осмотрел вычищенное от паутины ложе с цепями и оковами. Дубовые, крепкие колоды были соединены не колышками, но толстыми коваными костылями, протыкавшими дерево насквозь и загнутыми с другой стороны. Ложе стояло горизонтально в железных объятиях, в случае необходимости его можно было поднять стоймя и заблокировать рычагами. Огромные шкворни были чуть изогнуты, словно некогда на них напирали с огромной силой. Оковы для рук и ног тоже были деформированы. Но когда Лотар попытался их закрыть, захлопнулись без особого усилия. Вычищенные от ржавчины жиром, оставляли на руках следы.
Он вытер руки об орденский плащ и прошел в центр зала. Над ним виднелся краешек осеннего неба, куда поднимался дым из горящих в очаге дубовых колод. Вверху, на держателях и штырях, висели проволоченные сквозь кольца цепи, что заканчивались круглыми шарами. Одни шли поверху, прикрепленные к штырям и деревянным коловоротам. Другие понизу – лежали на полу, продернутые сквозь огромные ржавые железные заушины. Противоположные их концы были прикованы к большим камням в стене, словно чтобы удерживать на месте табун обезумевших лошадей – или останавливать столема. Правда, этих последних никто не видывал со времен Ессы и великого расселения племен ведов.
Лотар взял проходящую через вал на балке цепь с шаром: осторожно, чтобы не коснуться ее конца. Потянул с металлическим лязгом и перезвоном, выдвинул на несколько локтей. Приблизился к очагу и осторожно вложил шар в пламя. Не ждал долго. Едва лишь прошла минута – может, пара молитв с того момента, как он дернул за цепь, вынул ее из углей и пламени. На конце шара появился острый загнутый крюк – синеватый, будто железо, обожженное в огне печи. Лотар поднял тот на уровень глаз – так, что синевато-золотой отблеск лег между его узкими, красиво очерченными бровями, на спокойное лицо, непроницаемые глаза и стиснутые губы.
– Мир, дорогой мой Якса, – сказал он себе, – это непрестанная боль и страдание. И постоянное трение заживающих ран. Но не я низвел тебя в столь жалостливую юдоль. Се твой отец пожертвовал вас в один короткий миг. Когда он пришел сюда и сказал, что из-за любодеяний твоей матери хочет уйти в чести и славе, с какой не заканчивал еще жизнь ни один рыцарь. Потяните! – крикнул он крутящимся под стеной монахам.
Один из них схватил коловорот и подтянул раскаленный крюк на цепи вверх. Теперь, когда тот оказался вне очага, он медленно утрачивал свой цвет, бледнел, становился прозрачнее. Лотар отпустил его и смотрел, как тот раскачивается наверху. Рядом с лязгом раскладывал все свои инструменты брат Виклиф. Одни погружал в миску с водкой, другие клал прямо в огонь, а некоторые – на уголья, чтобы раскалились. Были там серпы, большие и малые, для перерезания ран и скрытых в теле болезней, ножи с клинками, изборожденными волнистыми линиями, рожна и клейма. А еще плетки с острыми, угловатыми звеньями цепей. А рядом – железные рукавицы с шипами. Кто-то сбоку расставлял по кругу свечи, но пока их не зажигал. А кто-то другой положил рядом с очагом острый и длинный гвоздь и тяжелый молот для стрыгонов.
