Пролог
Говорят, что когда-то, в давние времена, когда еще и времени как такового не было; еще до того, как наступила эпоха кланов, и даже еще до эпохи Королев, среди простых людей жил мужчина, который владел магией. Он не был фокусником, создававшим иллюзии хитростью, – он был магом, возможно, единственным, кто умел призывать магию по имени и подчинять ее своей воле.
Он видел хорошее в людях, с которыми пересекался его путь, – но видел и плохое. И каждый раз, когда случалось нечто плохое, он наблюдал, как оно расширяется и пускает корни. И тогда он придумал план, как с корнем выкорчевать все зло и пересадить его в другое место – туда, где оно не сможет причинить никому вреда.
Он отправился в путешествие к Лиаскай и, придя туда, обратился к ней, повелительнице всех земель: «Благая мать, я пришел, чтобы освободить тебя от зла. Все, что мне для этого понадобится, – участок твоей земли, место, куда никто не сможет пробраться, – там я заточу зло».
Но Лиаскай была против. Она ответила магу, что, если избавиться от зла, ослабеет и добро. К тому же кто волен решать, что хорошо, а что нет? Сколько частиц зла должно быть в ком-то, чтобы этот человек заслужил изгнание?
Так и получилось, что Лиаскай отказала магу в том, чего он так жаждал.
Тогда он разгневался и призвал магию с небес, чтобы Лиаскай увидела, что происходит с ее драгоценными людьми, если им достается слишком много власти. Магия обрушивалась на землю дождем, опутывала животных, растения и камни, пропитывала почву, давая ростки новой магии.
Но она была мощной и непокорной, и едва ли кто-то из людей обладал достаточной силой, чтобы ее приручить.
Лиаскай оставалось лишь беспомощно наблюдать, как ее любимые люди погибали от этой магии, как исчезали целые поколения и как тела людей превращались в прах.
Когда в живых осталось лишь несколько семей, маг обратился к Лиаскай во второй раз:
– Теперь ты готова дать мне то, чего я требую?
И Лиаскай сделала то, чего не делала никогда раньше, – и даже не подозревала, что вообще на это способна.
Она сдалась.
В глубочайшем отчаянии она оторвала от себя кусочек и протянула его магу. Зияющая рана, в которой тлеет ее скорбь, существует до сих пор: это – Бездонное ущелье.
И маг тоже пожертвовал частью себя: свою силу, способность обладать магией. Он разделил ее поровну среди пятерых выживших семей – так появились кланы.
Но на этом он не остановился: маг взял с собой ту часть земли, которую отдала ему Лиаскай, спрятал ее в складке пространства, где она оставалась невидимой, и создал там проклятое царство – каждый человек, оказавшийся в нем, лишался души и превращался в дэма.
Того из них, кто нес на себе больше всего вины, владетеля всего дурного, он сделал Повелителем дэмов.
И весть об этом пространстве между мирами распространилась по всей земле. Смелые и отчаянные стали делиться друг с другом тайными знаниями о Повелителе дэмов и о том, что достаточно лишь знать его имя, чтобы использовать его силу в своих целях, – и каждого, кто совершит подлость по отношению к другому, он забирал в свое царство и превращал в своего раба.
С этой историей случилось то, что всегда случается с правдивыми историями: ее поглотило забвение. Раны заживают, слезы высыхают, а могилы порастают травой и лесами.
Но есть одно место, где память об этом сохранилась, потому что именно туда вернулся маг. Страна, в которой тогда не было людей, а значит, некому было собрать магию и подчинить ее себе.
Страна, чей юный народ считает горы своей семьей, а ветра – своими друзьями.
Добро пожаловать в Немию.
Глава 1
Лэйра
Ночь ускользала слишком быстро.
Решительным движением я убрала шкатулку в тайник под половицей. Браслет из алого агата остался в ней. Там, куда я отправляюсь, мне не понадобятся украшения – особенно если они обжигают воспоминаниями. Я возьму с собой только крошечный, размером с горошину, круглый камень, который висит у меня на шее на кожаном шнурке, но спрятан под холщовой рубашкой. Пока что талисман из него получался не слишком хороший, но кто знает, может, наше время еще наступит. Магия в нем едва ощущалась, но этого более чем хватило бы, чтобы навлечь на маму неприятности, если бы кто-то его нашел.
Сначала ожидание казалось бесконечным, но сейчас, когда я наконец-то собрала вещи – провиант на несколько дней, воду, сменную одежду, целебное средство и цветочный фонарь, который тихо и мирно светился в моем заплечном мешке, словно все было как обычно, – уже нужно было спешить, чтобы покинуть долину до восхода солнца. Мое исчезновение заметят довольно рано. И как только князь, который был для меня вовсе не только князем, узнает об этом, за мной ринется вся гвардия Немии. Но чтобы освободить Десмонда, я была готова навлечь на себя и куда большие опасности. Встретиться лицом к лицу с Повелителем дэмов и всеми его порождениями. По сравнению с ними, чем меня могут напугать люди?
Что-то в темноте заставило меня насторожиться, и я прислушалась, но ничего больше не услышала. Возможно, это просто сквозняк гуляет в дощатых стенах? Мама перестала сопеть во сне, и в комнате стало тихо, как в могиле.
Быть может, однажды такая тишина воцарится навсегда.
От этой мысли я ощутила в груди пустоту, в которой каждый удар сердца отзывался гулким эхом. Сильнее всего мне хотелось броситься к матери, разбудить ее и обнять изо всех сил. Глупая, наивная мысль. Я бы просто сделала ей больно. Она стала так слаба. Боль в руках и ногах пожирала ее медленно, но неотвратимо. В хорошие дни она еще ходила к фонтану, чтобы помыться, в плохие ей нужна была помощь, даже чтобы пересесть с кровати на кресло. Обычно люди заболевали увяданием в старости. Но мама заболела еще в молодости, и с каждой зимой ей становилось все хуже.
От мысли, что я оставляю ее одну, меня окатывало ледяным холодом, словно налетал мюр, северный ветер. Впрочем, я попросила нашу соседку Анкен позаботиться о маме, и я знала, что она поступит по совести. Но как я могла уходить, не зная, смогу ли я вообще вернуться? Как долго станет ждать Анкен? Когда она догадается, что я соврала, что я вовсе не отправилась на поиски редких трав для лекарства?
Я тихо опустилась на колени рядом с сундуком для одежды и распахнула крышку. Глубоко внизу, под платками, рубашками, халатами и грубыми штанами для работы в конюшне – вещами, которые мне когда-то совершенно нельзя было носить, – лежало мое последнее бальное платье. Изумрудно-зеленое платье, которое мы не стали ни продавать, ни перешивать на что-то более практичное после того, как нас сослали в эту деревню. Мама всегда считала, что оно мне еще пригодится. В каком-то смысле она была права, так как в складках его юбки меня поджидал мой мюродем – традиционное оружие жителей Немии, которое мне приходилось прятать, потому что была недостойна его носить. Я вытащила изогнутый клинок, который уже несколько дней точила и полировала, а за ним и ремень с кожаными ножнами, которые я чистила и натирала маслом. Они были подогнаны под мою фигуру, и мюродем держался на боку так сбалансированно, словно был частью моего тела. А вот заплечный мешок оказался тяжелым. Теперь осталось натянуть перчатки, без которых я никогда не покидала нашу хижину. Я оглянулась еще раз, скользя взглядом по очертаниям шкафа и сундука, по своей постели и по кровати, где спала мать. Больше в нашем домишке места ни на что не оставалось. В соседней комнате была кухня, и мы с мамой натыкались друг на друга, если пытались зайти туда одновременно.
