– Похоже, твой старый друг сказал правду, – пробурчал Йеро.
– Аларик? – я фыркнула. – Он всегда выглядит так, будто говорит правду, но это ничего не значит. И он уж точно мне не друг.
– Он сказал, что одна группа уже отправилась к границе. В конюшне говорят то же самое. Какой-то мужчина и пятерня паладинов.
Проклятье. Проклятье!
– И это правда? Границы Царства дэмов действительно станут непроницаемыми?
– Да, на какое-то время.
Я поняла то, чего Йеро не произнес вслух, но что слышалось в интонации его встревоженного голоса: эта задержка отбросит нас далеко назад.
– То, что они были здесь раньше нас, ничего не значит, – решила я. – Мы поспешим и, возможно, их перегоним.
Вика молча шла рядом. Мы двинулись дальше пешком, следя за тем, чтобы никто не заметил, куда мы свернем. Их незаданные вопросы кружились вокруг меня, словно стайка мелких хищников. Я обязана была объяснить Вике, в чем проблема с Алариком. На мгновение мне показалось, что я не в состоянии это сделать. Он причинил мне немыслимую боль, и каждое слово о нем, которое я произносила вслух, будет достаточно острым, чтобы вспороть мою защиту и чтобы неконтролируемо и неудержимо выпустить на свободу все мои чувства; а я останусь бледной, слабой и обескровленной. Сейчас я не могла себе этого позволить. Мне нужна вся моя смелость и все мои силы, если я хочу спасти Десмонда.
Десмонд. Я мысленно шептала его имя, вызывая перед внутренним взором его лицо, его рот, который редко улыбался, его умные зеленые глаза. Десмонд никогда не причинял мне боли. Мы могли ссориться, но он никогда не позволил бы себе отбросить меня, как бесполезный камень, принятый за драгоценность лишь по ошибке.
Если бы только я смогла забыть, как сильно я была влюблена в Аларика Колэ. Если бы только я смогла забыть весенний праздник три года назад, когда он появился словно из ниоткуда. Если бы я только смогла забыть, как он превратил для меня горестную, забытую всеми деревню в низине в прекраснейшее место на земле.
Мы стояли напротив рыночной площади, празднично украшенной разноцветными фонарями и смеющимися лицами, и не двигались с места – но при этом все же танцевали.
Он улыбался мне – искренней улыбкой, от которой у меня покалывало в животе, и дело было не только в том, какой красивой эта улыбка казалась. Она была теплой, словно весна уже привела за руку лето, а мои заботы, которые только что так громко и требовательно напоминали о себе, сменил уютный покой. Она была приглашением, эта улыбка – приглашением на мгновение о них забыть. И я с благодарностью принимала его. Его взгляд скользил по танцевальной площадке, будто синхронно с моим. Наши взгляды двигались слитно, переплетаясь друг с другом, в ритме музыки, кружась и меняя направления. Мы не смотрели друг на друга, и все же не видели никого больше. Мне казалось, будто мы наблюдаем за одной и той же невидимой парой, которая от души празднует начало весны, и у меня возникало ощущение, что я выхожу за пределы времени и смотрю на саму себя. На саму себя в будущем, быть может, через несколько часов.
Но на самом деле через несколько часов он исчезнет и начнется дождь.
Праздник начала весны грозил окончиться разочарованием. Фонари мигали и чадили от дождя, ноги танцоров разбрызгивали воду из луж, края юбок набухали влагой, из-за чего платья, несмотря на яркие цвета, казались тяжелыми и печальными. Я дважды станцевала одна, заставляя себя улыбаться, потому что не хотела, чтобы мое настроение зависело от дождя, который иногда случается весной, или от молодого человека, которого я вообще не знала.
Когда Теобо Хеннигс, сын аптекаря, предложил мне напиток и в обмен на это пригласил на танец, как это было принято, я порадовалась этому жесту. Деревенские парни довольно долго посматривали на меня с недоверием, но постепенно – с того момента, как мы с матерью перебрались сюда, прошло уже два года – они начали принимать меня.
– Может быть, она потанцует с тобой позже, – произнес спокойный, уверенный голос у меня за спиной, как раз когда я кивнула Теобо и взяла у него стакан. – Но, конечно, только если я сейчас поведу себя как идиот.
Я не двинулась с места, но мой рот изогнулся в какой-то новой улыбке, не такой, как раньше. Можно ли узнать кого-то по голосу, если раньше ни разу его не слышал? До этого момента я бы поспорила. Теперь я точно знала.
Он все-таки не ушел.
Теобо с улыбкой наклонил голову. Его пренебрежительное отношение к этой провокации показывало, что он не привык к настоящей конкуренции. Среди простых, часто нищих людей здесь, в долине, его семья была самой состоятельной. Любой другой, кроме Теобо, уже воспользовался бы возможностью как следует подраться.
– Ты в любом случае ведешь себя как идиот, – ответил он моему незнакомцу. – Ты не здешний.
– Уж конечно, не здешний.
– Тогда я тебе объясню, как тут все устроено. Принеси Лэйре напиток, предложи его ей, и, если она его примет, можешь с ней потанцевать. Но не выделывайся и не удивляйся, если она тебя отвергнет. Потому что я-то не собираюсь вести себя как идиот.
Конечно, он не рассказал ему, что выбор напитка – символа желаний, которые мы загадываем с наступлением лета – имел решающее значение, и, ошибившись, было ужасно легко выставить себя на посмешище. Но на его месте и я бы не стала этого делать. Я бы уговорила этого таинственного незнакомца подождать, чтобы не быть невежливой по отношению к Теобо, но его дальнейшее поведение оказалось для меня неожиданностью. Незнакомец забрал бокал у меня из рук, опустошил его одним глотком и вернул Теобо. Из-за такого уж точно началась бы потасовка, если бы Теобо не обладал необычной для семнадцатилетнего парня рассудительностью. Он смерил чужака взглядом и ограничился тем, что сжал свободную руку в кулак и прорычал:
– Что ты о себе воображаешь?
По сути, это был справедливый вопрос, за которым следовал еще один: как я могла с этим согласиться?
Но самое позднее в следующее мгновение, когда я повернулась к незнакомцу, наши взгляды встретились и продолжили танец, словно и не прекращали его, и я, тоскующая шестнадцатилетняя девушка, потерялась в этом желании, и все договоренности и правила, которым я так тщательно следовала, развеялись по ветру – туда им и дорога. Взяв чужака за руку, я позволила ему подтянуть меня к себе и даже сделала еще шаг ближе. Казалось, будто магия тонкой пленкой окружала его тело. Она растекалась по моей коже, расходилась по сосудам, пронизывала мое тело потоком энергии, а затем превращалась в животе словно во что-то тяжелое и легкое одновременно. Она шептала об опасности.
– Я прождала уже достаточно долго, – сказала я, обращаясь скорее к чужаку, чем к Теобо. – Где ты был?
Он ответил лишь:
– Прости, Лэйра, – и его легкий акцент, благодаря которому мое имя словно становилось теплым и светящимся, прозвучал как обещание, что и в моей жизни есть нечто большее, чем та низина, в которую я изгнана. Что отсюда есть выход – из этой тюрьмы без стен.
