– Но не погубила, – возразил Йеро, и Аларик снова принялся смеяться.
– Я хотел спросить у тебя перед горой, неужели ты совсем не стал брать еды для этой клячи. Но я постепенно сообразил, почему тебе она и не нужна.
– Нда, тогда ты теперь понимаешь, почему я настаивал, что ее нужно взять, – сухо ответил Йеро. – Если она не добудет себе еду охотой, она сможет съесть тебя. Но не тряситесь от страха. Она сама не знает, что она саблерог.
Аларик недоверчиво скрестил руки на груди.
– Ах, правда? А что она тогда ест? И не надо мне рассказывать сказок, я ни разу не видел, чтобы она щипала траву.
– Она охотится ночью, – пробурчал Йеро. – Но не на людей. Она еще ни разу не смотрела на человека голодным взглядом.
– Наверное, она сама тебе так сказала, – продолжал возмущаться Аларик. – Если она еще и говорить умеет, наверное, тебе стоит сейчас об этом сообщить.
– Я не виноват, что я ее не спрашивал, что она такое.
– Как тебе это вообще удалось?
Я медленно подошла ближе, осознавая, каким абсурдным был мой внезапный страх. Но избавиться от него я не могла. Ласса потянулась мягким носом в мою сторону, и, хотя я много раз беспечно гладила ее, сейчас мое сердце забилось намного быстрее. Саблероги считались кровожадными. И абсолютно неприручаемыми.
– Я выиграл ее в результате пари, когда она была еще жеребенком, – сообщил Йеро, и его сдержанный тон отчетливо свидетельствовал о том, что он предпочел бы не упоминать об этом ни единым словом. – И мне показалось отвратительным отдать ее на арену, чтобы она там дралась ради меня. Я спилил ей рог, спрятал его остаток и дал своей старой доброй кобыле выкормить ее.
– А зубы?
Вика осмелилась подойти ко мне и украдкой посмотрела на рот кобылы.
– Каждой лошади нужно шлифовать зубы, чтобы они не загибались. Ей немного чаще, чтобы клыки не выступали.
Я не удержалась от улыбки. Он и правда приручил саблерога, и только потому ничем не рисковал. Никто ничего не заподозрил бы только по тому, что лошадь немного больше обычной. Оказывается, у паладина может быть такое невероятно большое сердце!
Дело не только в том, что приручить саблерога считалось невозможным. Это строго-настрого запрещено. Если бы, когда Йеро был в Немии, раскрылось, что он приручил саблерога, его ждало бы жесточайшее наказание.
– Это из-за Лассы ты лишился своей пятерни?
– Нет. – Йеро резко отвернулся, и я поняла, что зашла слишком далеко. – Но, если мы не двинемся в путь в ближайшее время, она станет причиной, по которой мы не достигнем нашей цели. Или, точнее говоря, ваш страх перед ней. Мы должны идти дальше и оставить позади эту проклятую гору.
С тяжелым сердцем оглянувшись на гору, я кивнула.
– Йеро прав. Я тоже хочу как можно быстрее убраться отсюда. – Я бы предпочла больше никогда не вспоминать, что я пережила в этом месте – или что мне померещилось. Что было на самом деле, а что – только иллюзией? Камни, завалившие мое тело, вряд ли могли быть настоящими. И все же я ощущала болезненные следы ушибов – до сих пор ощущала.
После того как Йеро еще раз напомнил нам о необходимости держать наши страхи под контролем, мы двинулись в путь. К моему удивлению, гора, через которую мы прошли, с этой стороны оказалась единственным возвышением на плоской равнине. Последняя была похожа на пустыню, выглядела высохшей и была испещрена трещинами, из которых выглядывало на поверхность несколько бесцветных папоротников. Серебристые камни, покрытые сероватыми пятнами, лежали тут и там, насколько хватало глаз. Пейзаж казался мне не просто суровым… казалось, что здесь трудно дышать. Он был мертвым. Это была единственная подходящая характеристика.
А вот небо оказалось полной противоположностью. Синие кучи облаков, края которых окаймляли полосы света, высились на горизонте и сплетались друг с другом, образуя над нами величественный купол. Они непрестанно двигались, словно танцуя, а ветра пели, так что даже это было слышно нам, хотя мы не ощущали ни малейшего дуновения. Мне показалось, что в этом Междумирье земля умерла, а ветер погрузился в траур.
Мы шли в молчании. Даже Аларик перестал отпускать свои бесконечные и бесполезные комментарии. Йеро, казалось, знал, в каком направлении идти.
– Нам нужно готовиться к ночи? – спросила я его, пристально глядя на бурлящие груды облаков. – Или к резким переменам погоды?
– Мы должны быть готовы абсолютно ко всему, но не ожидать ничего.
Вика прошептала:
– Но пейзаж будет меняться или нет? Если он останется таким же, у нас скоро возникнут проблемы с припасами. Здесь нет совершенно ничего, что можно съесть или выпить.
– Не переживай, – коротко ответил Йеро. – И следи за своими страхами, чтобы они не прозвучали как желания.
Глава 18
Аларик
Пока они шли, ни пейзаж, ни освещение не менялись. Лишь облака на небе постоянно преображались, хотя не было ни ветерка. Разве солнце уже не должно было давно зайти?
Совсем рядом с Алариком, словно тень – хотя теней здесь тоже не было, – неотступно следовало ощущение, будто он идет на месте, словно стрелка часов, которая беспомощно тикает, но не может сдвинуться ни на миллиметр. Он словно завяз во времени, и не было пути ни вперед, ни назад.
Когда никто больше не мог скрывать усталость, Лэйра разложила два спальных мешка и предложила Аларику вместе с ней держать первую вахту. Вскоре ему пришлось оставить надежду, что она захочет с ним поговорить. Напротив, она старалась держаться от него подальше. Вероятно, она предложила разделить с ним вахту, потому что настолько не доверяла ему, что не хотела спать, когда он бодрствует.
Остальные легли. Йеро, похоже, просто отдыхал, сложив руки на груди и уставившись пустым взглядом на необычные облака, а Вика тут же уснула.
Лэйра тоже наблюдала игру форм на небе. А Аларик наблюдал за Лэйрой, за тем, как она следит взглядом за серебристыми линиями, едва заметно улыбается, когда они неожиданно меняют цвет, или открывает рот от удивления, когда облака образуют формы, никогда им не виданные, – и Лэйрой, явно, тоже.
– Чего ты ждешь? – в какой-то момент спросил он. – Что ты высматриваешь там, наверху?
Сначала он подумал, что она вообще не ответит, проигнорировав его вопрос, как и его самого. Но потом она вздохнула.
– Симметрии. Я жду повторения, какой-то закономерности. Так я пойму, что время движется вперед.
– Может, показать тебе?
Это было глупо с его стороны, но он достал из сумки медальон со временем и открыл его. Тут же ему пришлось резко втянуть воздух, потому что его тело обожгло отчаянное желание воспользоваться временем. Ему понадобилось огромное самообладание, чтобы заставить себя не обращать внимания на это болезненное жжение.
