Если все доброжелатели Галилея советовали ему не высовываться на теологическом поле, то его оппоненты высказывались все активнее. Больше всех бед из всей этой компании натворил неистовый, воинственный проповедник Томмазо Каччини. Инициатором столкновения также стал враг Галилея Лодовико делле Коломбе, который несколькими годами ранее диспутировал с Галилеем по вопросу о новой звезде 1604 г., а в 1611 г. написал диссертацию “Против движения Земли”, в которой, к смятению Галилея, привлек к рассмотрению Писание. Лодовико, его брат доминиканец Раффаэлло и еще несколько флорентийских доминиканцев (группа, которую друзья Галилея презрительно именовали “Colombi” – “голуби”) также раздобыли копию “Письма к Бенедетто Кастелли” и стали нападать на Галилея на основании его коперниканских взглядов, также возражая против его объяснения солнечных пятен. К сожалению, братья делле Коломбе имели влияние на архиепископа Флоренции, а через него и на Каччини. Проповедник, похоже, превратил задачу доказать, что Галилей и Коперник – еретики, в цель всей своей жизни. Ради достижения этой опасной “цели” он 21 декабря 1614 г. выступил с яростной проповедью с кафедры флорентийской церкви Санта-Мария-Новелла, в которой, снова процитировав все тот же затертый до дыр фрагмент Книги Иисуса Навина, заключил, что система Коперника с неподвижным Солнцем в центре “явилась еретическим предположением”. Этот инцидент мог бы пройти почти незамеченным – проповедник получил выволочку одновременно от своего брата, главы семейства Каччини, и от других руководителей доминиканского ордена, – если бы не поездка Каччини в Рим 20 марта 1615 г. для дачи свидетельских показаний перед доминиканцем Микеланджело Сегицци, генеральным комиссаром Священной канцелярии (инквизиции). На следствии Каччини, наряду со многими другими пагубными утверждениями, категорично заявил: “Широко распространено мнение, что вышеупомянутый Галилей держится следующих двух предположений: что Земля движется как целиком, так и в суточном движении; что Солнце неподвижно”. Он добавил, что эти предположения есть “хула на Священное Писание”.
Хуже того, зная, что Паоло Сарпи включен Священной канцелярией в список неблагонадежных лиц из-за своего участия в споре, случившемся за десять лет до того между Венецианской республикой и папой римским, Каччини вставил в свою речь злопыхательскую реплику, подчеркивающую дружбу Сарпи с Галилеем. Аналогично он намеренно и злобно отметил, что Галилей состоит в переписке с немецкими коллегами, зная, что это вызовет к жизни призрак лютеранства и, соответственно, вины Галилея в умах слушателей.
Примерно в это же время Кастелли, почувствовавший, что в Пизе становится жарко, поделился с Галилеем своими опасениями в письме, отмеченном печатью душевного упадка и разочарования: “Я глубоко угнетен тем, что невежество некоторых людей достигло такого размаха, что, осуждая науку, в которой они совершенно несведущи, они приписывают [ложные] атрибуты науке, которую не способны постичь”
[127]. К сожалению, такое же отношение и сейчас отличает немногочисленных имеющихся отрицателей изменения климата
[128].
Высокомерное и враждебное отношение к науке, которое мы наблюдаем сегодня, представляет собой ту же позицию, с которой боролся Галилей. В своих попытках отделить науку от толкования Писания, в выведении законов природы из результатов экспериментов вместо их соотнесения с определенным “предназначением” Галилей одним из первых имплицитно внедрил идею о том, что наука побуждает нас брать на себя ответственность за собственную судьбу, а также за судьбу нашей планеты.
Признав мрачную реальность, нависшую над ним и Галилеем, Кастелли добавил в своем письме: “Однако, терпение, ведь эти посягательства не первые и не последние!” В письме от 12 января Чези выразил такие же чувства, назвав критиков коперниканства “врагами знания”. Чези также воспользовался возможностью повторить свой совет Галилею не высовываться. Его стратегия противодействия нападкам состояла в том, чтобы привлечь на свою сторону других математиков и представить все дело как преследование математиков, вместо того чтобы пытаться отстаивать истинность коперниканства.
Между тем “Письмо к Бенедетто Кастелли” продолжало создавать проблемы. Консультант, привлеченный Священной канцелярией, ограничился относительно малозначительными придирками, да и те касались всего трех утверждений письма, добавив: “Что касается прочего, хотя временами выбраны неуместные слова, оно не отклоняется от общего направления католической мысли”. К сожалению, это милосердное суждение лишь подстегнуло Священную канцелярию копнуть глубже. Настолько, что инквизитору в Пизе было поручено получить от самого Кастелли оригинал письма.
Пока происходили все эти неурядицы, монсеньор Дини делал все возможное, чтобы помочь Галилею. Он вручил копии слегка подправленного “Письма к Бенедетто Кастелли” Гринбергеру и кардиналу Беллармино и навел справки о положении дел у молодого церковного функционера и поэта Джованни Чамполи, который был знаком с Галилеем и являлся другом детства Козимо II Медичи. Чамполи только что, в 1614 г., получил назначение священником в Рим. Отвечая на просьбу Дини, он передал непосредственно Галилею совет кардинала Маффео Барберини (будущего папы римского Урбана VIII), гласящий, что “он [Барберини] желал бы большего внимания к тому, чтобы не выходить за пределы аргументов Птолемея и Коперника и, наконец, не пересекать границы физики и математики. Ведь не каждый обладает беспристрастной способностью принимать слова Писания ровно такими, как они сказаны, даже если привносимое новое заслуживает восхищения своей оригинальностью, и, следовательно, толковать Писание, собственную вотчину теологов”
[129]. Иными словами, кардинал Барберини недвусмысленно рекомендовал Галилею воздерживаться от любых новых толкований Библии.
Аналогичные указания поступали от кардинала Беллармино, также через Дини. Кардинал полагал, что книгу Коперника “О вращении небесных сфер” не следовало запрещать к печати, однако нужно было снабдить примечанием, представляющим коперниканскую систему сугубо как математическую модель. Беллармино далее рекомендовал Галилею занять ту же позицию
[130], поскольку, отметил он, библейский текст (Псалтырь 18:5–6), на его взгляд, прямо противоречит представлению о неподвижности Солнца: “В небесах Он устроил жилище солнцу. Как жених, выходит оно из-под полога своего, как атлет, радо оно пробежать путь свой. От края небес выходит оно и круг свой завершает у края их – ничто не сокрыто от зноя его”. Сам Дини возражал, что этот текст можно понимать как поэтическое высказывание, но Беллармино парировал, что в поэтику “не следует ударяться безоглядно, как никто не должен и торопиться осуждать любое из этих мнений”.
