Блондин попробовал перевести все в шутку и сыграть на моей симпатии.
– Брось, куколка, мы славно уживемся вместе. Только будь добра, не зови меня белобрысым. Мне это не нравится.
Он положил ладони мне на талию и притянул к себе. Попробовал поцеловать.
Размахнулась и ткнулась лбом ему в нос. Аккурат попала: любовничек быстро утратил пыл. Охнул и выпустил меня из объятий.
– Забудь о том, что случилось на Земле, – потребовала я, нисколько не стесняясь присутствия других парней – и так все знают. – С сегодняшнего дня мы только напарники. Правда, я бы предпочла видеть в пятерке гориллу – к ним у меня и то больше доверия.
Выдержала ненавидящий взгляд и продолжила:
– У нас в команде принято давать новичкам имена. Ты будешь Белобрысым.
Бобер и Дылда поддержали мое решение дружными овациями. Чистюля хлопнул по плечу и выдал:
– Так держать, Фартовая.
Мрачно кивнула. С одной стороны, знала, что поступила правильно. А с другой – нажила опасного противника в лице подчиненного. Эх, где наши не высаживались…
Медведь встретил нас недоуменным взглядом. Раскрыл рот, готовый отчитать за неподобающий внешний вид, но передумал. Пересчитал всех взглядом, облегченно выдохнул.
– Во что вы встряли на этот раз? – деловито уточнил он, сложив руки на груди.
– На нас напали неизвестные, – отчитался Чистюля. – Судя по снаряжению – не последние люди в Империи.
– Чего хотели? – напрягся батя.
– Меня, – пояснил Чистюля. – Похоже, эти ребята выискивают и похищают эмпатов.
Медведь задумчиво подвигал квадратной челюстью и выдал:
– Доходили до меня подобные слухи. Значит так, ребятня. Ты, – он указал на Чистюлю, – дуй к Ферруго и приводи себя в порядок. Покупателю не понравится ослабленный телохранитель. Фартовая, идешь со мной. Остальные свободны.
Поскакала за батей по коридору. Добралась до верхнего этажа. Здесь я бывала редко. В последний раз лет пять назад, на встрече с Рафом.
За прошедшие годы наземный этаж мало изменился, разве что гобелены и картины Медведь купил новые, да зеркал понавешал. Красотища! Но оно и понятно: покупателей принято встречать с размахом.
Мы миновали кабинеты преподавателей, личную библиотеку с древними бумажными книгами. Прошествовали мимо внушительных дверей главного зала. Вздохнула и с затаенной тоской покосилась на золоченые створки: там, в святая святых, проходили торги. Там решалась судьба заложников Тифона.
– Ничего, и твой черед настанет, – рявкнул Медведь.
И как он умудряется слышать спиной? Или все «птенцы» проходят мимо зала с теми же чаяниями.
Батя пригласил меня в свой кабинет. Усадил в кресло, обитое бархатом.
Поерзала. Не по мне эти старомодные громадины, будто на мешке с тряпьем сидишь. Слишком мягко и… непривычно.
Медведь сел напротив, облокотился на письменный стол: деревянный, выполненный по спецзаказу.
– Теперь расскажи все, что произошло на Земле. С подробностями.
Собралась с мыслями, вздохнула. И разрядила словесную обойму в притихшего командира.
– Кхм, – откашлялся он, дослушав. – Надо завязывать с увольнительными.
– Совсем? – я аж подпрыгнула. Последнюю радость, и ту отберут.
Медведь задумчиво стер невидимую пыль с поверхности стола, проворчал:
– Видишь ли, в чем дело, это не первый случай нападения на учеников. Так что на Землю больше ни шагу. Выбить лицензию на постоянное ношение оружия не могу, а отправлять вас «голышом» – все одно, что на смерть.
Ответ меня не утешил. Посещать Землю в планы и так не входило, но упоминание о нападениях раззадорило интерес.
– Кому и для чего мы понадобились? Я думала, берут только эмпатов.
Медведь вперил в меня немигающий взор и пробухтел:
– Думаешь, я пятерки абы как подбираю? В каждой группе есть эмпат – у одних дар средненький, у других и вовсе незаметен. Но такие ребята помогают команде сплотиться, да и за порядком следят.
– Получается, охота на эмпатов ведется давно? – Я совершенно растерялась.
Медведь откинулся на спинку кресла и фыркнул:
– В цене сильные эмпаты, способные. Таких еще в детстве разбирают: кого на службу Империи, кого в частные компании. Слабеньких, вроде Чистюли, выбраковывают.
Грустно улыбнулась: прав Медведь, все мы – лишние винтики в кровожадной машине Империи. Кто с трещинкой, кто с рваной резьбой иль с перекосом. И только батькины лапы способны переплавить нас в новые, годные детали.
Скрипнул ящик стола, вырывая меня из раздумий. Медведь выставил жестяную банку с кварцевыми дисками. Порылся, выискивая нужный.
– Сейчас я еще раз покажу тебе галопроекции, будь внимательна. Возможно, после посещения Гранита твоя память всколыхнется.
Он вставил накопитель в считывающее устройство. Перед моим лицом развернулось трехмерное изображение длинного стола. За ним восседали двенадцать министров – важных, горделивых. Это в их руках заключена власть Империи. Это они диктуют волю Государю Млечного Пути и всему народу. Двенадцать шакалов, растерзавших Галактику.
– Ты видела их когда-нибудь? Они посещали Гранит, беседовали с твоим отцом?
Присмотрелась к министрам. Все они на одно лицо: прикрепи черную маску – вот тебе и преступник. Прислушалась: и голоса блеклые, безжизненные. Чешут мудрено, с придыханием. А глаза холодные, как океаны Плума.
– Нет, не помню, – призналась я. – Не всколыхнуло…
Медведь недовольно крякнул, но не отстал. Прикрутил следующий диск.
– Еще посмотри.
Галопроекцию кабинета министров заменило изображение тренировочного зала имперской Гвардии. Десяток крепкого вида ребят отрабатывал приемы борьбы. Присмотрелась к каждому.
– Нет, не узнаю…
– А этого? – Медведь ткнул пальцем в плечистого мужчину с седыми волосами и холеной бородкой.
– Так это ж Раф? – не скрыла изумления. – Конечно, я его помню, с детства еще…
На галопроекции начальник императорской гвардии вышагивал между учеников. Раздавал советы и оплеухи. Прям как наш батька.
Мерцающее изображение отбрасывало причудливые отсветы на лицо Медведя – сосредоточенное, мрачное. Брови его сошлись над переносицей, губы сжались в тонкую линию. Неужели батя подозревает его, своего лучшего друга?
– Нет, он не мог, – высказала я мысль вслух.
– Мне бы твою уверенность, – возразил Медведь. – Гвардия – привилегированное подразделение, нельзя недооценивать его роль в дворцовых переворотах.
– Раф – предатель?! – воскликнула я. – Это правда?
