– Просто отдохни немного.
– Хорошо еще, что я не думаю об этом непрерывно, – прошептал он. – Если все время думать, можно сойти с ума.
– Я знаю. – Лекси взяла его руку в свои. – Боль подкрадывается время от времени и терзает так сильно, что кажется, невозможно выдержать. Но выдерживаешь… до следующего раза.
– Я знаю, что говорят на острове. «Она потеряла голову и сбежала с мужчиной». Мне было бы легче, если бы я мог в это поверить.
– Не было бы легче. Все равно очень больно, уж я-то знаю. Когда мама пропала, я все время плакала и звала ее. Я думала, что, если буду много плакать, она услышит и вернется. А когда подросла, стала думать, что она не любит меня, и решила, что тоже не буду ее любить. Я перестала плакать, но боль осталась до сих пор.
– Я все ждал, что она пришлет какую-нибудь дурацкую открытку из Диснейленда или еще откуда-нибудь. Тогда я мог бы просто злиться на нее, а не сходить с ума от страха.
Лекси попыталась представить себе Джинни на ярком глупом аттракционе, заливающуюся смехом, и у нее это отлично получилось. Очень правдоподобная картинка.
– Да, это было бы похоже на нее.
– Но никакой открытки я не получил… – Джиф пристально смотрел на их переплетенные пальцы. – А только что сорвал зло на Брайане. Глупо.
– Не переживай. У Брайана достаточно толстая шкура.
– А у тебя? – Он откинулся и рассеянно воткнул в ее спутанные волосы торчащую шпильку.
– Все мы, Хэтуэи, крепче, чем кажемся.
– Все равно мне стыдно. – Он поднял их сплетенные руки и поцеловал суставы ее пальцев. – Как ты думаешь, нам обязательно ругаться позже?
– Думаю, необязательно. – Лекси легко поцеловала его, улыбнулась и сразу услышала, что в деревьях над нею поют птицы, почувствовала аромат цветов, такой сладкий, такой приятный. – Потому что я скучала по тебе. Чуть-чуть.
У нее перехватило дыхание, когда он притянул ее к себе, прижался лицом к ее горлу.
– Ты мне необходима, Лекси. Необходима.
Когда она снова смогла дышать, ее дыхание было прерывистым, поверхностным, пальцы судорожно вцепились в плечи Джифа. Затем она резко отпрянула, вскочила и повернулась к нему спиной, изо всех сил пытаясь обуздать свои чувства.
Джиф потер лицо и беспомощно опустил руки.
– Что я опять сделал не так? Почему ты каждый раз отшатываешься от меня?
– Я не отшатываюсь. – Лекси пришлось прижать пальцы к губам, чтобы остановить их дрожь, и только потом она повернулась к нему. Ее сердце бешено колотилось, слезы подступили к глазам, и она с трудом различала Джифа. – За всю мою жизнь – всю мою жизнь, Джиф! – никто никогда не говорил мне этого. Разве что какой-нибудь мужчина, который хотел затащить меня в постель.
Джиф быстро поднялся.
– Я не секс имел в виду! Лекси…
– Я знаю, – она нетерпеливо заморгала, смахивая слезы: ей хотелось видеть его отчетливо. – Я знаю, что не секс. И я не отшатываюсь, я просто пытаюсь взять себя в руки, чтобы не свалять дурака.
– Я люблю тебя, Лекси, – Сказал он тихо и медленно, чтобы она поверила. – Я всегда любил и всегда буду любить тебя.
Лекси крепко сжала веки. У нее закружилась голова. Ей хотелось навсегда запечатлеть в памяти этот момент. Все: каждый звук, каждый запах, каждое чувство. Потом она бросилась в объятия Джифа и спрятала лицо на его груди.
– Держи меня. Держи меня крепко, Джиф! Неважно, что я делаю, неважно, что я говорю, никогда не отпускай меня!
– Алекса… – Потрясенный, он прижался губами к ее волосам. – Я всегда держал тебя. Ты просто не знала.
– Я тоже люблю тебя, Джиф. Даже не могу вспомнить, когда не любила. И это всегда злило меня.
– Ничего, ничего… Все хорошо, милая, – улыбаясь, он крепче прижал ее к себе. – Злись на здоровье. Я не возражаю, пока ты меня любишь.
В своей спальне Джо осторожно положила телефонную трубку на рычажки аппарата. Бобби Бэйнз наконец связался с ней. И кое-что действительно прояснилось…
Он не брал фотографию из ее квартиры!
– Но ты ведь видел ту карточку среди фотографий? Вспомни: обнаженная женщина. Она похожа на меня, но это была не я. Я держала ту фотографию в руках. Я подняла ее с пола. Ты должен был видеть ее.
Ее собственный срывавшийся в панике голос до сих пор звенел в ее ушах – как и нерешительный, встревоженный голос Бобби.
– Извини, Джо. Я не помню такого снимка. Только те, на которых ты. Там не было… обнаженной натуры. По крайней мере, я не заметил.
– Он был там. Я уронила его. Он упал лицевой стороной на другие фотографии. Он был там, Бобби. Подумай минутку, вспомни.
– Может, и был… то есть, раз ты говоришь, что видела его.
Он просто жалел ее и хотел утешить. Но его голос звучал неубедительно.
Джо отвернулась от телефона. Ее трясло, ноги подкашивались, но она не раскаивалась в том, что просила его позвонить. Лучше знать правду. Гораздо лучше. Вот только теперь ей придется жить с этой правдой…
Джо выглянула в окно спальни и увидела сестру и Джифа. Они здорово смотрятся вместе, решила она. Молодые, красивые, слившиеся в объятии среди моря цветов под жарким солнцем. Мужчина и женщина, излучающие любовь и чувственность.
Они выглядят так естественно, так непринужденно… Ну почему она сама не может быть такой же естественной?
Нэтан совершенно ясно дал понять, что хочет ее. При этом он достаточно деликатен: не торопит, не подталкивает, кажется, даже не сердится, что она сохраняет дистанцию… «Но почему я это делаю? – недоумевала Джо, следя, как Джиф поднимает голову, наклоняется к лицу Лекси. – Почему не позволяю себе расслабиться?»
Нэтан возбуждал ее, когда он был рядом, она чувствовала, как что-то закипает у нее внутри, намекая на новые, более яркие и глубокие наслаждения… если она даст себе волю.
Почему же она боится?
Джо раздраженно отвернулась от окна. Она знала ответ. Все это происходит потому, что в последнее время она не доверяет себе. Следит за собственными движениями, пытается беспристрастно проанализировать каждый свой поступок. О, физически она чувствует себя гораздо лучше. Ночные кошмары и приступы безотчетной паники, бросающие ее в липкий, холодный пот, становятся все реже.
Но…
Не исчезает сомнение, страх, что она на самом деле психически больна. Иначе почему она продолжает так ясно видеть ту фотографию, фотографию мертвой женщины? Иногда ей кажется, что это – ее мать, а иногда – что это она сама. Широко раскрытые глаза, белая, как воск, кожа… Она прекрасно помнит ту кожу, гладкую и бледную. Помнит все тени, помнит волосы, не просто разметавшиеся, а искусно уложенные, имитирующие небрежную волну. Помнит изящную кисть, тонкую руку, согнутую в локте и прикрывающую грудь. И застенчивый поворот головы, словно в легком сне.
