– А, теплоход-то? Мы сейчас как будто в люльке качаемся. Плавно так, успокаивает.
– Ага. Вот именно, – Роксана тяжело глотнула. Ей как-то удалось продержаться все первое представление, после чего качка «успокоила» ее настолько, что ей пришлось сломя голову нестись в каюту. Ее только что вырвало, когда Люк, согнувшись, вошел в низкий дверной проем.
– Я же заперла дверь, – сказала она.
– Знаю. Я примерно за тридцать секунд ее открыл.
– Если я ее закрыла, то это значит, что я хочу побыть одна.
– Ммм-хмм, – он намочил полотенце под краном. – Сядь. Положи его на затылок.
Он сделал это сам, вызвав у нее долгий благодарный вздох.
– Как ты узнал, что меня тошнит?
Он провел рукой по изумрудным блесткам ее платья.
– Лицо у тебя было под цвет одежды. Оно тебя и выдало.
– Сейчас мне уже лучше, – так во всяком случае ей казалось. – Ничего, привыкну, – ее глаза были полны отчаяния, когда она посмотрела на него. – Правда?
– Конечно, привыкнешь, – Роксана Нувель так редко была столь беззащитна, что он еле сдержал желание прижать ее к себе и успокоить. – Возьми вот парочку, – в руке у него были две белые таблетки.
– Надеюсь, это не морфий.
– Извини, всего лишь драмамин. Запей их двумя глотками имбирного эля, и все пройдет.
Действуя, как профессиональная медсестра, Люк вывернул полотенце и прижал его к ее шее более холодной стороной.
– Если не поможет, пойдем к врачу.
– Ерунда какая-то, – больше раздосадованная, нежели ошеломленная, Роксана пила имбирный эль и молила Бога, чтобы все это кончилось. – На карнавалах катаюсь на всем подряд и ничего. А на корабле один вечер и я готова.
– Пройдет, – так как цвет ее лица был уже почти прежним, он решил, что все уже позади. – Если будешь плохо себя чувствовать, мы тебя заменим во втором представлении.
– Не бывать тому, – она встала, заставляя ноги и весь организм подчиниться себе. – Никто из Нувелей никогда не должен пропускать свой номер. Подожди минуточку. – Она ретировалась в ванную, чтобы прополоскать рот и проверить, не пострадала ли косметика. – Я думаю, я должна тебе еще одну минутку, – сказала она, вернувшись из ванной.
– Крошка, ты мне должна куда больше, чем одну минуту. Ты к этому готова?
– Конечно, готова, – она открыла дверь и вошла, – Люк, давай не будем об этом говорить, а? Говорить, о чем? – Он взметнул брови. Ладно, – она улыбнулась ему. – Я должна тебе две.
* * *
Постольку поскольку морская болезнь не беспокоила Роксану уже два дня, она была вынуждена признать, что качка лишь дополнила общее состояние, возникшее в результате сильных эмоций, рома на пустой желудок и нервного напряжения. Признаться в этом было нелегко женщине, привыкшей гордиться своей способностью справляться с любыми проблемами. Впрочем она была слишком занята, чтобы сосредоточиваться на таких вещах.
Она пришла к выводу, что Джек прав. Требуемая работа действительно доставляла удовольствие. Ей нравилось общаться с пассажирами, играть с ними в разные игры, участвовать в мероприятиях, целью которых было чтобы в течение дня никому не стало скучно. Другие члены семьи, кажется, тоже входили во вкус. Макс и Лили были судьями на конкурсе танцев. Мышка большую часть свободного времени проводил в машинном отделении и каютах экипажа, Леклерк же нашел двух партнеров для игры в карты.
Стресс, который она, сама того не подозревая, принесла с собой на борт судна, улетучивался с каждым часом. Он исчез бы полностью, если бы Роксана не повернула голову в сторону палубы с бассейном, на которой с отсутствующим взглядом стоял Макс.
– Папа!
Он не откликнулся. Тогда она подошла ближе и коснулась его руки. – Папа!
Он дернулся, и она увидела панику в его глазах. В это мгновение кровь застыла в ее венах. В его взгляде она увидела нечто большее, чем панику. Это была полная растерянность. Он не узнавал ее. Она смотрела на него в упор, а он не узнавал ее.
– Папа, – снова произнесла она с дрожью в голосе. – Что с тобой?
Он стал хлопать глазами, его подбородок нервно затрясся. Словно медленно уходящая туча, растерянность во взгляде сменилась искренним неудовольствием. – Со мной все в порядке. А что со мной может быть?
– Да вот, мне показалось, что ты… – она с усилием заставила себя улыбнуться. – Ты, по-моему заблудился. Со мной это все время происходит.
– Я точно знаю, куда иду. – Макс почувствовал, как пульс бьется на его шее. Он почти слышал его. На самом деле он не знал. На какое-то мгновение он забыл, где он находится и что делает. Приступ страха выбил его из колеи и он набросился на дочь.
– Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то шастал за мной по пятам. И я не терплю, когда ворчат по поводу каждого моего движения.
– Прости меня, – она побледнела, – я просто шла к тебе в каюту. – Она заметила, что под мышкой он держит книгу. Потрепанную, старинную книгу об алхимиках. – Я совсем не собиралась на тебя ворчать.
Гордость ее была уязвлена. Она холодно отвернулась. Макса охватил стыд, вернув его к действительности.
– Прости. Мой разум был где-то в другом измерении. Она только пожала плечами. Это было чисто женское движение, заставлявшее мужчин расстилаться.
Он вытащил ключ от своей каюты. Мышка, Леклерк и Люк уже ждали его.
– Итак, мои дорогие. – Макс вытащил на середину комнаты единственное кресло, стоявшее у письменного стола, и сел в него. – Пришло время поговорить о делах.
– Лили еще не пришла, – подчеркнул Люк, обеспокоенный тем, что Макс обводит безразличным взглядом комнату.
– Ах, да.
Роксана погрузилась в тревожное молчание.
– Уже больше десяти пассажиров записались на конкурс талантов. Он назначен на конец недели. Это должно быть здорово.
– Держу пари, кто-то из них поет «Лунную дорожку»
[24]
, – сказал Люк.
Роксана нервно потирала руки, но при этом улыбалась.
– А я не держу. Я слышала, миссис Стайпер танцует чечетку. Может быть… – она прервалась, с облегчением увидев вбежавшую в комнату Лили.
– Простите, что опоздала, – мило покраснев, произнесла она и опустила на пол сумку и фотоаппарат. – Там возле бассейна устроили конкурс ледяных скульптур, и я увлеклась. У одной получился потрясающий павлин. Она взглянула на Макса, но он лишь равнодушно махнул рукой.
– Итак, что мы имеем? Леклер сомкнул руки за спиной.
– Димато в каюте 767. Брильянтовые серьги – вероятно, два карата. Часы «Ролекс», сапфировый кулон пять – шесть карат.
– Димато – это те, кто празднуют пятидесятилетие своей свадьбы, – вставила Роксана, взяв виноградинку из стоящей на письменном столе корзины с фруктами. – Кулон – это подарок к юбилею. Они оба ужасно славные.
