В башке вакуум.
Я спускаюсь в лифте, голова трещит. Ничего я сам не вспомню. Нужен кто-то, кто расскажет — кем я был до того, как меня изрешетили пулями. И этим человеком может быть Машка…
Как же не хочется брать её за жабры! А надо.
— Федь, продиктуй телефон Марины, пожалуйста, — я сажусь в грузовичок.
— На черта? — конюх лупает глазами.
— Отпрошусь у неё ещё на час. Дело есть.
— Ты не охренел часом? — тут даже добряк-Фёдор не выдерживает. — Марина — женщина понимающая, но меру знать надо.
— Вопрос жизни и смерти, — смотрю на него с самым серьёзным выражением на лице.
— Ладно, щас дам номер Марины, — лезет в карман за мобильником. — Но я поехал на ферму. Возвращаться сам будешь.
— Без вопросов, Федь, — хриплю.
На сердце тяжко, на душе погано. Плохое предчувствие не покидает ни на секунду.
Глава 23
Пока добралась до «Кони-пони», прокляла всё на свете. Мой сегодняшний лук — мой личный ад. Вспотела, как лошадь — пришлось расстегнуться и, конечно, я тут же замёрзла.
Буду знать, как врать маме…
Я захожу в будку-проходную. Баб Маши на месте нет. Беру ключ от домика для персонала и топаю к двери. Настроение: не подходи — убью. Приходится нести его с собой на работу.
И тут — опа! — Михал Иваныч собственной персоной. Стреляю в него взглядом калибра 7,62 и хочу пройти мимо, но он ловит меня за запястье.
— Я тебя ждал, Дина, — признаётся не предвещающим ни фига хорошего тоном.
— Зачем? — освобождаю руку и на всякий случай отступаю.
— Поговорить надо.
— Говорите.
— Не здесь.
Поёжившись не то от холода, не то от пронзительного взгляда Иваныча, я кошусь на конюшню — у входа трётся наш инструктор по верховой езде. А ещё мы с Михаилом стоим рядом с проходной в разгар утра — кто-то обязательно придёт на работу…
— Или здесь поговорим, или вообще не поговорим, — заявляю в ультимативной форме.
— Ты боишься меня, что ли? — Иваныч хмыкает.
— Опасаюсь, — признаюсь честно.
Чем закончилась история с Мартой, мне не известно. И вообще после прошлого нашего разговора в ЦУПе моя тётушка напридумывала себе всякой ерунды. В лоб она меня ни в чём не обвиняла, но по её лицу было видно.
— Я ответа жду, — давит Михаил.
— Будем считать, что ничего не слышала, — бросаю в ответ и собираюсь свалить, но он снова ловит меня за руку. — Да отпустите вы меня! — я повышаю голос, и татуированные пальцы разжимаются.
— Не ор-ри! — тихо рычит Иваныч. — Хочешь или нет, но поговорить придётся.
По глазам его вижу — думает, что я услышала лишнее, и не отстанет. А я ничего такого в том телефонном разговоре не уловила. Ни имён, ни конкретики. Но есть одно ма-а-альнькое «НО» — я в курсе, о чём шла речь. Михал Иваныч хотел бы рассказать Марку, кто он такой, только что-то его сдерживает.
Хм-м-м… Возможно, нам стоит это обсудить.
— Окей, давайте, поговорим, — сморю на Михаила, стараясь скрыть волнение, но потроха дрожат. — Это вы убили Марту? — спрашиваю в лоб.
Он меняется в лице, молчит, а потом щурится и тянется в карман за сигаретой.
— Он всё вспомнил и рассказал тебе? — подкуривает.
Как ловко у Иваныча вышло… Не Марк, не мой сын, а «он». Не зря депутатский хлеб ест — мастерски уходит от прямых ответов.
— Нет, он ничего не вспомнил, — я достаю из сумочки коготь и демонстрирую его Михаилу. — Эта штука мне показала… некоторые сюжеты из его жизни, — делаю ход конём.
— Не знал, что амулет может такое, — признаётся Михаил.
Мы оба понимаем, что нашли общий язык. После моего заявления у Иваныча не должно остаться вопросов. Зато у меня их куча.
— Я тоже не знала, — киваю. — Почему вы молчите? Почему не расскажете Марку, кто он.
— Не могу, — Иваныч скуп на объяснения. — А почему — узнай у Тамары.
Я открываю рот, чтобы спросить причём тут ветеринарша, но дверь проходной распахивается, и она собственной персоной заходит на ферму.
— Какие вопросы ко мне? — смотрит на Иваныча, на меня. — Спрашивайте, а то мне прививки лошадям делать. Времени в обрез.
Стоим, жуём молчание, как жвачку. Я бы спросила, но тема деликатная и нужно сообразить, как сформулировать вопрос.
— Дина всё знает, — Иваныч меня опережает.
— А-а, даже так? — у Тамары глаза круглые.
— Ты давай объясни человеку, какого хрена запрещаешь мне рассказывать Марку правду, — в голосе Иваныча слышится упрёк.
— Что за формулировка, Миша? — она закатывает глаза. — Хочешь — иди и расскажи ему всё. Но только потом не надо бежать ко мне с воплем «всё пропало!».
— Что пропало? — я лупаю глазами и вообще ничего не понимаю.
— Судя по всему, Марк несколько суток находился под действием психотропного вещества, — объясняет ветеринарша. — Из-за него он не мог поменять ипостась — оставался медведем. И из-за него же потерял память. Этот препарат строго рецептурный. Даже людей от него плющит жёстко, а для оборотня это почти яд. Живучий у тебя сын, — смотрит на Михаила. — Накачали дрянью, расстреляли, а он живёхонький.
— Тебе спасибо, — бурчит отец живучего оборотня.
— Это да, — Тамара вздёргивает подбородок. — И пускать мой труд псу под хвост не советую. Марк ещё не пришёл в норму, и сильный стресс для него крайне опасен. Если он вспомнит, чем занимался и как жил… — замолкает. — Да у него сердце остановится, — заключает она, и сердце едва не останавливается у меня. — Подождём, пока яд выведется из организма. К спячке как раз успеет, — разводит руками. — Там даже рассказывать ничего не придётся. Захрапит ваш мишка и всю свою жизнь во снах за зиму пересмотрит. Как кино.
Остановите землю, я сойду. Психотроп, спячка, шокирующая деятельность Мёда… Что?
— Видать, не всё она знает, — Иваныч наблюдает за мной, докуривая сигарету.
— Видать… — шепчу. — Можно, подробнее?
— Можно, — соглашается Михаил. — Смотаемся с тобой кое-куда, сама увидишь.
— Но я… — бормочу, поглядывая на ЦУП. — Ладно, смотаемся, — соглашаюсь рискнуть.
— В машине тебя жду, — Иваныч выбрасывает бычок в урну и выходит с фермы.
У меня голова кругом. Я совершенно ничего не понимаю.
— Чего замерла? — Тамара тормошит меня за плечо.
— А? — встрепенувшись, смотрю на неё, а перед глазами туман. — Надо тётю предупредить, что… — прикусываю губу, жмурюсь.
Что я поехала кататься с её мужиком, ага. Вообще не вариант.
