— Объяснишь, что происходит?
— Какого чёрта ты пялился на Иру?! — зло поджимает губы.
— Я не пялился.
— Ясно, — фыркает и идёт к кассе.
Мы даже половину по списку не взяли.
Я расплачиваюсь за покупки, а Диана принципиально отходит — типа она не со мной. Забираю сумки, мы выходим из торгового центра и до остановки идём врозь.
В автобусе булочка садиться отдельно и пытается строить глазки какому-то парню. Парень лыбится, довольный — капец! А мне хочется ему втащить. Но я держусь. Понятно, что Дина это затеяла, чтобы меня выбесить.
— Хочешь, чтобы я ревновал? — спрашиваю, когда мы выходим из автобуса.
— Мне всё равно, — морщит носик и уходит вперёд.
Понятно, в позу встала. Ещё немного мороза, а потом взрыв.
Я делаю ещё одну попытку наладить контакт, но Диана меня игнорирует. Топает сердито по мокрому асфальту, делая вид, что не слышит. Башка трещит от этого всего! У меня реально по вискам долбит, будто молотом. Постоянный недосып, хроническая усталость и нервы — получите, распишитесь.
Остаток дороги домой мы проводим в молчании. Мне, если честно, разговаривать уже не хочется. Варюсь в собственных мыслях, терплю головную боль.
— Сумку разберёшь? — холодно спрашивает булочка, едва мы оказываемся в квартире.
— Разберу, — отвечаю без эмоций.
Она идёт в ванную, а я переодеваться. Сказать, что мне некомфортно — ничего не сказать. Но соваться сейчас к Дине я не собираюсь. Есть вероятность, что мне голову откусят.
Пока я вожусь с покупками, булочка успевает принять душ и появляется в кухне. С влажными волосами, в шёлковом халатике — аппетитная вся такая, сладкая… Злая, как фурия.
Я ретируюсь за стол пить чай, Дина берётся за стейки и салат. Мясо скворчит на рифлёной сковороде, из кухонного крана хлещет вода, а моя пара безжалостно рубит огурец на крупные куски. Чую, салатик выйдет — разорви рот.
— Что ты взъелась? — я рискую снова начать разговор. — Лицо этой Иры показалось мне знакомым, вот и смотрел…
— Лицо?! — булочка втыкает нож в разделочную доску. — Ты не на лицо её смотрел!
— Да что на тебя нашло?! — я психую конкретно.
Молчание режет душу на ремни. Не клеится у нас с парой разговор. И семейная жизнь странная. Видимся только в «Кони-пони» и то в обеденный перерыв, а дома почти не общаемся — я прихожу с оптовки, когда моя истинная уже десятый сон видит. Про качественный секс во вменяемом состоянии вообще молчу. Сквозь сон потрахаться — теперь наш вариант.
— Выбесил меня сегодня, — хмурится Диана, отставляя сковороду со стейками с плиты.
Ничего не делал и выбесил. Отлично! Сдаётся мне, боги создали женщин, чтобы мужикам жизнь мёдом не казалась. Только истинная способна так мастерски беззастенчиво вить из меня верёвки…
Встаю, разминаю спину и плечи, не без удовольствия наблюдая, как Дина вполглаза посматривает на мои телодвижения. Пытается делать вид, что ей совсем не интересно, но я не дурак — знаю, чую, понимаю. Соскучилась. А я-то как!
Но сначала…
Иду в прихожую, открываю шкаф с одеждой, достаю спрятанную там маленькую коробочку и возвращаюсь в кухню. Разговоры разговаривать больше не собираюсь.
— Что? — Дина смотрит на меня исподлобья.
— Руку дай, — требую.
— Зачем?
— Руку!
Видимо, я переборщил с напором в голосе — булочка, вздрогнув, подчиняется приказу. Надеваю ей на пальчик кольцо, которое купил несколько дней назад. Выходит совсем не романтично.
— Это что?.. — Диана меняется в лице, разглядывает колечко.
— Ты за меня выйдешь, — не спрашиваю — утверждаю. — Я хотел сделать предложение весной, после спячки. Сейчас у меня даже паспорта нет.
Весной, если ничего не вспомню о себе, пойду в полицию — пусть устанавливают личность. Мне нужны документы, чтобы жениться на моей любимой вредине. Из булочки получится образцово-показательная жена. Готовит прекрасно, дома всегда чисто — мама к порядку приучила — и искусством доведения меня до ручки владеет в совершенстве. Чего ещё надо?
— Мёд, ты… — у Дианы на глазах слёзы. — Ты такой хороший! — плачет и висит у меня на шее. — Прости, — шмыгает носиком.
Прости… Прости на член не насадишь.
Вытираю слёзы со щёк пары, а она смотрит на меня зелёными глазками, и в них я вижу однозначное желание извиниться не словами.
Зажигалочка моя. Я мигом забываю про головную боль и усталость, задираю шёлковый халат… А трусиков нет! То есть мы выделывались, строили из себя сердитую недотрогу, но рассчитывали совсем на другое? Развела меня, значит, булочка.
— Я соскучился, — шепчу ей на ухо, сгребаю в охапку и несу на диван.
* * *
Удобно устроившись на кожаном диване, я едва не сдираю обшивку ногтями. Мой мужчина стягивает с себя футболку, а я смотрю на мощный поджарый торс, тугие мышцы, перекатывающиеся под смуглой кожей, на выступающие крупные венки на его руках и сглатываю мгновенно собравшуюся во рту слюну. Скольжу взглядом по крепкому животу, ментально ныряю под резинку домашних штанов, и по кончикам возбуждённых нервов бьёт невыносимо сладким желанием.
Марк — настоящий концентрат сексуальности, и это всё… мне! Ревность как рукой снимает. Ира, может быть, красива, как богиня, но этот оборотень — мой. И только мой.
Улыбаюсь этой мысли, но, видимо улыбка у меня выходит пошловатой, потому что через мгновение я оказываюсь вжата голой грудью в спинку дивана спиной к Марку.
С ним всегда так… Моргнуть не успеваешь, а хорошая шмотка уже разодрана. Мой шёлковый халат пал в неравном бою с медведем.
— Танцевать сегодня я тебя не заставлю, — хрипит мне на ухо, — но будешь должна.
Я только пищу, потому что нереально издавать другие звуки, когда на тебе дорывают одежду и одновременно чертовски круто трахают рот языком. Крупные пальцы мишки крепче сжимаются на моём горле — в самый раз для того, чтобы голова пошла кругом, и я почувствовала себя ослабшей добычей в сильных лапах зверя.
Нехватка кислорода, аффект — и я с громким всхлипом принимаю в себя большой пульсирующий от напряжения член. Инстинктивно сжимаюсь, пытаясь свести бёдра — умираю от болезненно-сладкого проникновения. Нереальное, почти мазохистское удовольствие бежит тысячей вольт по телу, прошивает насквозь. Я выгибаюсь в сильных лапах медведя — он держит меня за бёдра и резко выходит, оставляя ненужную сейчас пустоту.
— Куда?.. Нет-нет-нет… — хнычу. — Пожалуйста, Марк…
Оборотень замирает, прижимаясь горячим пахом к моей попе. Его тяжелое дыхание обжигает затылок.
— Назови меня так ещё раз, — шепчет, спускаясь цепочкой поцелуев по шее, кусает за плечо.
