Через некоторое время я случайно обнаружил, что на карте у Ирины хранится неприлично большая сумма. Сунулся в бухгалтерию филиала и понял — доход у моей женщины не оттуда.
Тогда откуда бабули, милая?!
Копнув в истории глубже, я обнаружил охренительные факты. Оказывается, красотка — ноги от ушей — снюхалась с моей бывшей крышей и мутила свои дела через филиал «Марки». Секс-туризм курит в сторонке. Ира натурально продавала девчонок в рабство.
Схема простая и надёжная — девушки ехали в Китай танцевать по барам-ресторанам. Некоторые из них возвращались домой, а кому-то везло меньше. Особенно трудолюбивым танцовщицам Ира бонусом предлагала перед отъездом домой смотаться на отдых к морюшку-океанчику. Расслабить, так сказать, уставшее от пилона тело на пляже. Тех, кто согласился, никто никогда больше не видел.
К Ирине не придраться. Девчонки добровольно подписывали договор с филиалом «Марки», ехали на отдых, а что там с ними приключалось — хрен их знает. И главное — Ира никаким боком к турфирме. Только Машка, но она дура… Оформляла те самые путёвки и имела свой процент за «вредность». Вся ответственность, в том числе уголовная, на хозяине — то есть на мне.
Я узнал это, находясь в Москве. Дистанционно закрыл филиал, заказал клининг в хату с пометкой «удалить к хренам из квартиры все бабские вещи» и заблокировал Ирину по всем фронтам. Разговаривать с ней, выяснять отношения я не имел ни малейшего желания. Эта дрянь едва под монастырь меня не подвела…
Стоп.
Ира, стрип-пластика, Китай. Булочка!
Следующее пробуждение хреначит по мне тяжёлым молотом. Я очухиваюсь, но не могу подняться. Да что там подняться — дышать не могу! В хате полно дыма и температура, как в аду.
Квартира горит!
Глава 32
Я снова это сделала. Свалила из аэропорта, не полетела в Китай, кинула Иру.
Не знаю, правильно ли поступила, но все эти «звоночки» настораживают. Договор, составленный китайцами на русском языке без единой ошибки, Ирина, которая прицепилась ко мне, как пиявка, и вишенка на торте — Костик с историей Лизы.
Откуда я, блин, знаю, что меня не ждёт такая же подстава? Ну нафиг. Вертела я этот Китай и Иру, и совесть свою на одном месте.
Я еду домой на такси. Щипачей у аэропорта кормить не стала — вызвала нормальную тачку. Долго прождала, но зато доеду по нормальной цене и в безопасности. После встречи с Костей у меня резко развилась паранойя насчёт Иры. Кажется, что она реально хотела продать меня в рабство, и мне просто несказанно повезло, что Машка оказалась безответственной дурой. Останься она со мной, фиг бы я, наверное, свалила…
Плевать, что скажет Ирина. Плевать, что будет с её студией. На всё плевать. Надоело. Мне давно пора перестать чувствовать вину на пустом месте. Тогда и проблем в жизни поубавится. Надо было сразу Ире сказать нет и не подписывать ничего. Теперь неустойку платить придётся. Но это тоже пофиг. Неустойка обойдётся дешевле, чем моя жизнь.
На этом я и успокаиваюсь. Откидываюсь на спинку сиденья, закрываю глаза. Приеду домой, посижу с Марком полчасика и пойду спать.
На душе становиться легко — словно тяжёлый груз с себя скинула. Кому должна, я всем прощаю — действенный принцип в некоторых ситуациях.
Задремав, я не сразу понимаю, что у меня звонит телефон. Таксист нетактично просит не нервировать его и взять, наконец, трубку. Я пытаюсь нащупать смартфон в сумочке и тихо ругаюсь. Надо было поставить его на вибрацию…
— Да, слушаю, — выдыхаю в трубку сердито.
— Хата горит! — орёт мне в ухо Иваныч.
— Что?.. Какая хата?
— Ваша!
Мои пальцы едва не до хруста сжимают телефон, а мозг отчаянно пытается обработать информацию. Хата… горит. Боже!
— Где Марк?! — теперь кричу я.
— Там… — хрипит Михаил.
И в этом его «Там» столько отчаянья, что мне хочется умереть.
— Господи, надо что-то делать! Пожарные, скорая!..
— На месте уже, — на фоне голоса Иваныча крики людей, вой сирен, ещё какой-то шум. — Ты сама где?
Звуки становятся реалистичнее, я убираю телефон от уха. Мы заезжаем в наш двор, и я вижу чёртов ужас…
Из окон нашей квартиры вырываются огромные языки пламени. Во дворе полно пожарных машин, стоят кареты скорой помощи и люди. Много людей.
— Марк… — шепчу, припечатав ладошки к стеклу.
Я покрываюсь льдом изнутри, слышу, как грохочет сердце. Мой мишка…
— Ни хрена себе! — таксист даёт оценку происходящему, и я прихожу в себя.
Вылетаю из машины, бегу к подъезду и понимаю, что ничего не слышу — в ушах пищит. И тут меня кто-то перехватывает за талию. Ступни не достают до земли, я пытаюсь отбиться от рук, которые крепко держат меня.
— Отпустите её! — сквозь писк в ушах я слышу голос Иваныча.
— Девушка, туда нельзя! — сообщает мужчина в форме песочного цвета.
Это он меня держал…
— Я живу в этой квартире! Пустите! — кричу, пытаюсь прорваться к подъезду. — Там! — задыхаюсь, из глаз катятся слёзы. — Там мой парень! Он спит!
— Мы в курсе! Работаем, — уверенным твёрдым тоном заявляет мужик. — Забирайте её, — практически вручает меня Михаилу. — Если что — к «скорой» подойдите. Окажут помощь девушке.
Я не знаю, кто это был. Спасатель, пожарный, мент? Да похрену вообще! Потому что теперь меня держит Иваныч, а я пытаюсь освободиться.
— Динка угомонись! — кричит на меня Михаил.
— Надо вытащить Марка! Почему никто этого не делает?! — воплю на весь двор.
Иваныч разворачивает меня, лупит меня по щеке ладонью и крепко прижимает к себе.
— Четырнадцатый этаж, — его голос дрожит, — запросто не подлезешь… Лестничная клетка в огне. К двери не подойти.
Звучит, как приговор. Выглядит, как приговор.
Я стою, уткнувшись носом в плечо Михаила Иваныча, и глотаю слёзы. Бежать наверх бессмысленно. Слишком поздно.
— Его спасут… Марка спасут. Спасут… — повторяю, как мантру.
Не могу поверить, что мой мишка сгорел в квартире заживо. Этого просто не может быть! В голове миллиард мыслей — они оттесняют одну. Ту самую… страшную. Я сама сейчас горю вместе с хатой этой проклятой.
Такого ужаса я не испытывала никогда. Слышу, как огонь уничтожает квартиру на четырнадцатом этаже, крики пожарных, гул людских голосов.
В квартире есть сигнализация, датчики дыма должны сработать при минимальном задымлении. Как это вообще произошло?..
— Пойдём к скорочам, — Михал Иваныч ведёт меня к машине скорой помощи. — Пусть укол тебе успокоительный поставят.
