— Уложил, — Марк по лестнице спускается в гостиную.
— Всё хорошо? — мне ужасно грустно.
— Это я у тебя хотел спросить, — он садится рядом со мной на диван, обнимает. — По какому поводу траур?
— Я думала, что это будет наш первый новый год вместе. А дети уснули, — кладу голову Марку на плечо и шмыгаю носом.
— Брось, булочка… Мелким и двух лет нет — они не запомнят этот новый год. Но! — чмокает меня в макушку. — Если Тамарины таблетки окажутся не фуфлом, у нас будет ещё много новогодних чудес.
В клинике Тамары работают над препаратом, который поможет отсрочить и сократить спячку. Совсем лишать сна зимой медведей нельзя, но если мои мишки будут засыпать в конце января, а просыпаться в феврале, я буду самой счастливой в мире.
— Таблетки работают, — заявляю, вытирая слёзы. — Ты ведь не спишь.
— Впереди ещё пара лет тестов, булочка, — Марк вздыхает. — Или даже больше.
— Погоди-погоди… — до меня доходит простая, но невероятная вещь. — Получается, ты никогда в жизни не праздновал Новый год?
— Боишься, облажаюсь сегодня? — смеётся. — В полночь надо поднять бокал с шампанским и заорать — с Новым годом! Я в кино видел.
Тянусь за пультом и переключаю канал на телеке. Мало ли чему мой мишка может научиться у героев «самой новогодней комедии»…
— Пойдём салаты резать, — встаю с дивана и тяну Марка в кухню.
У нас на стол ещё ничего не готово, а гости на подходе. Я бы заказала еду из ресторана, но мама… Короче, нельзя ударить в грязь лицом. Всё будет по-домашнему вкусно. Только бы все доехали.
Мы теперь живём в такой глуши, что черти ноги переломают, пока доберутся. Старый охотничий домик Иваныча с лёгкой руки архитектора превратился в шикарный коттедж. Вокруг на много километров лес и тишина такая, что порой собственные мысли кажутся громкими.
Я не скучаю ни по городу, ни по прежней жизни. И танцами больше заниматься не хочу… Или не могу? Неважно. Нашим детям хорошо в лесу — это главное.
— Два часа до полуночи, а ты у плиты?! — голос мамы заставляет меня вздрогнуть.
— Здрасте, Татьяна Алексеевна, — Марк принимает огонь на себя. — Мы детей укладывали. Всё успеем.
— Если вы и дальше продолжите тискаться, то не успеем, — бурчит мамуля.
Марк только вздыхает и крепче прижимает меня к себе. Он давно привык к ворчанию тёщи — не обращает внимания. Тем более моя мама делает это без злости — так, чтобы не расслаблялись.
— С Новым годом! — в кухню влетает Дед Мороз. — Хо-хо… Еп!
Тёть Марина в костюме снегурочки лупит дедушку Мороза ладошкой по спине:
— Миша, не ори! Дети спят. Не слышал?
— Как спят?! — Иваныч стягивает фальшивую бороду. — Мы ж с подарками…
— Придётся подождать, — я вздыхаю. — До весны. Кира с Даником в спячке.
— Дак, мы тут… вот… — Михаил вынимает подарки из мешка.
Чего там только нет! Деда Миша выбирает «ништяки» внукам с учётом того, чем он сам хотел бы поиграть. Каждый подарочек куплен с большой иванычевской любовью. Вот уж точно фея-крёстная в наколках.
— Бать, не переживай, — Марк хлопает отца по плечу, — всё сгодится. В хозяйстве, — крутит в руках детскую лыжу.
— Он всё гребёт, не глядя! — возмущается Марина. — В магазин зайти страшно…
— Да я же для внуков! — Иваныч делает большие глаза.
— Миша, зачем детям в полтора года лыжи?! — моя тётушка берётся за голову. — Хорошо, коньки не купил.
Вообще-то купил. И даже из мешка достал — две пары. А теперь под стол ногой их пихает, чтобы Маришка не увидела.
— Я слышала слово «спячка», — в кухне появляется Тамара. — Или мне показалось?
— Не показалось, — я снова вздыхаю. — Дети впервые превратились и сразу заснули.
— Ты глянь, как акселерация нынче прёт! Я думала, они только через год соберутся в спячку. Ну, ничего-ничего, — Тамара подмигивает мне, — к следующей зиме мы детскую версию таблеток сделаем. С медовым вкусом, — с гордым видом оттопыривает указательный палец.
— В смысле?! — возмущается Марк. — То есть их можно сделать сладкими?!
— Можно, конечно, — фыркает Тамара. — Но фиг тебе! — крутит дулю. — Страдай.
Люблю такие моменты. Все родные и близкие рядом, всем весело, а перепалки шуточные только поддерживают атмосферу праздника. Хорошо ведь!
Тусовка в кухне постепенно рассасывается. Тамара и Иваныч идут смотреть на медвежат. И Марина с ними… предварительно, перекрестившись. Моя тётя любит Киру и Даню, а всего мистического по-прежнему боится. С тех пор как Марина узнала про оборотней, мимо моего мишки бочком ходит. Это выглядит забавно.
Марк идёт помогать мужьям Тамары выгружать сумки из машины, а мы с мамулей остаёмся вдвоём.
— Брось ты это дело, — она вынимает у меня из руки варёную свёклу. — Я там столько еды привезла, что за неделю всей компанией не съесть.
В этом вся моя мама… Сначала ворчит, что стол пустой, а потом достаёт скатерть самобранку, и все счастливы. Люблю её.
— Тогда пойдём в гостиную, надо закончить с ёлкой…
Я хочу пойти к двери, но мамочка едва не грудью на амбразуру падает.
— Нет! — широко расставив руки, преграждает мне путь. — Туда… Там… Пойдём наверх! Надо тебя переодеть.
— Успеем, — я заглядываю ей через плечо. — В чём дело?
— Ни в чём, — разворачивает меня за плечи лицом к лестнице. — Идём наверх…
У нас в доме несколько лестниц, одна из них в кухне — можно попасть на второй и третий этажи, минуя гостиную.
Что происходит? Ничего не понимаю, но следую за мамой, а она щебечет без конца. Такое ощущение, что зубы мне заговаривает.
Сверху доносится шёпот Иваныча и Тамары — они в мансарде, там у нас детская… спячечная комната.
— …Попозже тоже загляну к малышам, — сообщает мама.
— Не пугайся только.
Не знаю, как она отреагирует на внуков в звериной ипостаси. Волнуюсь немного.
— Не говори глупостей, милая, — мамуля останавливается у двери нашей с Марком спальни. — Это мои внуки. Самые родненькие… — сияет счастливой улыбкой.
Бабушка принимает Киру и Даню в любом обличии — для меня это очень важно. И я выдыхаю. Но ненадолго.
В комнате меня ждёт сюрприз — на кровати лежит чехол для платья, и он явно не пустой. Я делаю пару вперёд, кошусь на незнакомый предмет, как на бомбу с часовым механизмом — пара секунд, и бахнет.
— …Что с лицом, милая? — мама хмурится. — Это мой подарок тебе.
Последний раз мамуля дарила мне платье на выпускной в школе. Естественно, мне пришлось его надеть… И это был трындец! Надо мной все смеялись.
