– Я сразу подумала, что здесь что-то неладно. И ты, конечно, не можешь вспомнить, Первого ли класса были у тебя младенцы в этот раз?
– Не будь дурочкой, Хэйзел, – тут же вмешалась другая, – конечно же, Первого, иначе Орчиз не была бы здесь – ее перевели бы к Матерям Второго разряда и отправили в Уайтвич… Когда это с тобой случилось, Орчиз? – участливо обратилась она ко мне.
– Я… Я не знаю, – пробормотала я, – я… ничего не помню, что было раньше… до сегодняшнего утра в больнице. Все… все куда-то ушло…
– В больнице? – насмешливо переспросила Хэйзел.
– Она, наверное, имеет в виду Центр, – сказала другая. – Но, Орчиз!.. Ты хочешь сказать, что не помнишь даже нас?
– Не помню, – подтвердила я. – Мне очень жаль, но… я действительно ничего не помню до сегодняшнего утра в боль… в Центре.
– Это странно, – с недоброй усмешкой высказалась Хэйзел. – А они знают об этом?
– Наверняка знают, – тут же приняла мою сторону другая. – Я думаю, они не считают, что память может иметь какое-то отношение к классу детей. Да и почему она должна иметь к этому отношение? Послушай, Орчиз…
– Дайте ей отдохнуть! – вмешалась третья. – Мне кажется, она неважно себя чувствует после Центра, да еще эта дорога. Не обращай на них внимания, Орчиз, родная. Постарайся заснуть, а когда проснешься, я уверена, что все будет в порядке.
Я с благодарностью последовала ее совету. В сложившейся ситуации я все равно ничего не могла придумать, так как здорово устала. Я пробормотала «спасибо» и откинулась на подушки, демонстративно закрыв глаза. К моему удивлению, – никогда не слышала, что во время галлюцинации можно уснуть, – я заснула…
В момент пробуждения я было понадеялась, что мой странный кошмар кончился. К сожалению, ничего не изменилось: кто-то легонько тряс меня за плечо, и первое, что я увидела, – это лицо главной «малышки» вровень с моим.
– Ну, как дела? – обычным бодрым голосом медсестры спросила она. – Мы поспали, Мама Орчиз, и нам, конечно же, стало лучше?
За ее спиной показались еще две маленькие женщины, подкатившие небольшой закусочный столик к моей постели. Они поставили его так, чтобы мне было удобно дотянуться до него… В жизни я не видела такого количества еды для одного человека. Я хотела запротестовать, но сразу сообразила, что в этом есть определенная логика – количество еды было вполне пропорционально обилию моей плоти, представляющейся сейчас вроде здоровенного облизывающегося рта. Сознание мое как бы раздвоилось, какая-то часть его «отстранилась», а все остальное торопливо поглотило две или три рыбины, большущего цыпленка, несколько кусков мяса, груду овощей, блюдо фруктов, залитых кремом, и литра два с половиной молока – и все это без малейших усилий. Изредка посматривая по сторонам во время еды, видела, что остальные Мамы точно так же обходились с содержимым своих столиков.
Я ловила на себе их любопытные взгляды, но сейчас они были слишком заняты поглощением пищи, чтобы продолжать расспросы. Я стала думать, как бы избавиться от их вопросов. Если бы здесь была какая-нибудь книга или журнал, я могла бы сделать вид, что поглощена чтением. Это, правда, не очень вежливо по отношению к ним, но…
Когда маленькие ассистентки вернулись, я попросила одну из них принести мне что-нибудь почитать. Эта простая в общем-то просьба произвела крайне неожиданный эффект: две ассистентки, катящие столик, уронили его на пол; та, что была ближе ко мне, на секунду застыла, как в столбняке, с изумленным лицом, потом взгляд ее стал подозрительным и, наконец, жалостливо-участливым.
– Не совсем еще пришли в себя, дорогая? – спросила она.
– Да нет, – пробормотала я, – я… я вполне пришла в себя.
Вид ее стал еще более озабоченным.
– Может, вам попробовать опять заснуть? – предложила она.
– Не хочу больше спать, – возразила я, – а хочу что-нибудь спокойно почитать.
– Боюсь, вы сильно утомились, Мама. – Она неуверенно дотронулась рукой до моего плеча. – Ну ничего… Я думаю, это скоро пройдет.
– Не понимаю, – с возрастающим раздражением начала я. – Если мне захотелось немного почитать…
– Ну-ну, дорогая, – она выдавила из себя заученную профессиональную улыбку, – не стоит нервничать. Вам нужно немного отдохнуть. Вы просто устали, иначе… Где, скажите на милость, вы слышали о читающей Маме?
Поправив на мне покрывало, она вышла из палаты и оставила меня наедине с пятью ее обитательницами, уставившимися на меня в немом изумлении. С койки Хэйзел послышалось насмешливое хихиканье, а потом несколько минут в палате стояла полная тишина…
Я достигла стадии, когда интенсивность галлюцинации начала подтачивать мою уверенность. Я чувствовала, что еще немного и я начну сомневаться в нереальности происходящего. Мне совершенно не нравилась его хладнокровная последовательность. Непоследовательные преувеличения и повороты событий, дурацкие пейзажи и прочие привычные атрибуты сновидений должны были бы уверить меня в обратном, но галлюцинация продолжала поставлять мне очевидную чепуху, не обладающую тревожной убедительностью и последовательностью. Следствия, например, безошибочно вытекали из причин. Я начала испытывать тревожащее меня ощущение, что если копнуть поглубже, то можно отыскать логические объяснения и всем нелепостям тоже. Подобная согласованность не слишком хорошо влияла на душевный комфорт – даже тот факт, что я наслаждаюсь едой так, словно была в полном сознании, только укреплял беспокойное ощущение реальности происходящего.
– Почитать! – насмешливо фыркнула Хэйзел. – А написать что-нибудь ты не хочешь?
– Почему бы и нет? – сорвалось у меня с языка.
Вновь наступило молчание. Они с улыбкой переглянулись.
– Да что, в самом деле, тут странного? – раздраженно обратилась я ко всем сразу. – Я обязательно должна была разучиться читать? Или писать?..
– Орчиз, дорогая… – неуверенно и мягко начала одна из них, – тебе не кажется, что надо бы… посоветоваться с врачом, а? Просто посоветоваться?..
– Не кажется, – ответила я довольно резко. – Со мной все в порядке. Я просто хочу понять… Я ведь не сказала ничего особенного, просто попросила принести какую-нибудь книгу… А вы смотрите на меня так, словно я сошла с ума. Но почему?
После неловкой паузы та, что была настроена ко мне дружелюбнее остальных, почти в точности повторила слова маленькой ассистентки:
– Орчиз, дорогая, постарайся взять себя в руки: зачем Маме – читать? Или писать? Разве от этого она станет рожать лучших детей?
– Но ведь кроме детей есть и другие вещи в жизни, – отрезала я.
Раскат грома, внезапно разразившийся в комнате, не произвел бы большего эффекта. Даже Хэйзел онемела от изумления. Их идиотская ошарашенность вывела меня из себя, и мне вдруг до тошноты опротивела вся эта бессмысленная чушь. На время я совершенно позабыла о своей позиции выдержанного стороннего наблюдателя сна.
